Надежда Попова - Природа зверя

– Да, – согласился помощник, все так же не отрывая задумчивого взгляда от подсыхающих пятен замытой крови. – Эта работа затягивает.

– Ну, у отца были другие мотивы, – пожал плечами Ван Ален. – Он рассуждал так: попав в переделку, он сумел выкрутиться, но на белом свете множество людей, которые выкрутиться не могут. У него довольно сил, способностей и смекалки, чтобы справиться с другой подобной же проблемой, но есть те, у кого сил, способностей и должной смекалки не хватает. Ну, и из этого он сделал вывод о том, что тем, у кого этих способностей нет, должен помогать тот, кто ими обладает.

– Хм, мне нравится твой старик… А что по этому поводу сказала твоя матушка?

– Сложно говорить из-под крышки гроба, – отозвался охотник спустя мгновенную заминку. – Слышно плохо.

– Она умерла? – уточнил помощник.

– Погибла, – вместо Ван Алена уверенно предположил Курт. – И наверняка в связи с его охотничьими забавами; верно?

– Мой отец, в отличие от меня, со стригами встречался. И мать тоже. Только вот он – может рассказать о том, как все было, а она – уже нет.

– Так стало быть, вот откуда в тебе столь неизбывное рвение к охотничьему делу. Месть…

– Снова промашка, Молот Ведьм, – косо усмехнулся Ван Ален. – Вот отца – да, можно обвинить в этом; думаю, невзирая на его благородные выкладки, все же это чувство в нем пересиливает, и, не погибни мать, он бы повернул жизнь по-другому… Со мной иначе. К делу меня приставил отец, не особенно интересуясь моим мнением, просто натаскивая с малолетства; вон как наш хозяин с пеленок обучил Вольфа драить пол и чесать лошадей. Придет время, и Велле-младший сам станет трактирщиком… Так было со мной – и со мной, и с братом. Это, можно сказать, наше семейное дело.

– Знакомая история. До боли в спине, я б сказал.

– То есть, это правда? – усомнился Ван Ален. – Теперешние инквизиторы взращены Конгрегацией с пеленок?

– Ну, не с пеленок, хотя теперь, сдается мне, дело к тому и идет – кое-какие малообеспеченные мамаши начали подкидывать своих чад к дверям наших отделений. В последнее время этой малышни скопилось столько, что пришлось создать нарочитую службу для их воспитания; ну и, надо думать, не в метельщики мы их потом отдадим.

– И все-таки – с тобой-то как? «Академия святого Макария». Сейчас у всякого инквизитора на Знаке стоит ее эмблема; значит, каждый вышел из ее стен?

– Академия рекомендует (либо нет) к продолжению службы следователей старой гвардии и – да, все молодые дознаватели это ее выпускники. Я, к примеру. И – да, мы взращены Конгрегацией; только не с пеленок, что было б, думаю, легче, а с отроческих лет. Нас собирали по улицам, подвалам и тюрьмам, предлагая обучение вместо такой жизни или вовсе смерти. Охоты чему-то учиться тогда особенной не было, однако, когда с одной стороны маячит чернильница, а с другой – петля, выбор кажется очевидным.

– Не слишком стоящий стимул.

– Не скажи, – усмехнулся Курт. – Мне его хватило – на первые пару лет; а после… Бруно верно сказал: затягивает. Кого не затянуло, тот обучения и не продолжил.

– Жесткий отбор.

– Работа такая.

– А не особенно много инквизиторов по Германии, я посмотрю; я видал города, даже немалые, где их и вовсе не было. С чего, если вас вот так, как кур, разводят?

– А курьеры? – возразил Курт наставительно. – А помощники? А попросту священнослужители? А бойцы?

– А палачи, – докончил охотник; он пожал плечами.

– И это тоже. А писцы, а служители архивов, а эксперты, а медики et cetera… Не каждый станет следователем; к примеру сказать, среди моих сокурсников, кроме меня самого, Знак получили лишь шестеро.

– И ты доволен тем, что из тебя сделали?

– Я похож на человека, не удовлетворенного собственной жизнью? Или ты спрашиваешь, потому что сам не слишком рад тому, что тебе уготовил отец?

– Не знаю, – неуверенно передернул плечами Ван Ален. – Попервоначалу я об этом просто не задумывался; мне нравилось то, что мы делали. Понятно, не всегда – что ж приятного, когда какая-нибудь старая карга, узнав, что я под нее копаю, накладывает на меня порчу в виде поносных мук вкупе с сонливостью и периодическими потерями сознания… Но в целом – да. Повзрослел – и задумался. Хотя, нет, не так, – сам себя оборвал Ван Ален. – Это из-за брата. Он задумался раньше меня, и ему, надо сказать, эта жизнь с детства не нравилась. Ну, знаешь, неизменные переезды, друзей нет, вместо игр – тренировки, вместо деревянных мечей – железные ножи… Какое-то время он варился во всем этом, а не так давно плюнул и послал нас с отцом куда подальше. Не так чтоб рассорился, но охотничье дело оставил. Поступил в университет. На юридический.

– Это даже неплохо. Прикрытие в миру.

– Так себе прикрытие, – поморщился Ван Ален. – Вот если б он подался в инквизиторы – тогда это имело бы смысл… Он просто порвал всяческие отношения. Ни единой весточки за два года. Знаешь, я ведь сказал правду – я действительно тут случайно, и ехал я к нему. Просто эта история с вервольфами подвернулась под руку, один из них двигался в ту же сторону, что и я, вот наши и попросили принять участие. Вроде как попутно. Когда мы разобрались бы с тварями, я б поехал дальше.

– Едешь примиряться?

– Еду вбить в него толику совести, – буркнул охотник. – Отец пропал – более полугода от него ни слуху ни духу. Понимаю, такая работа, но… Вдруг. Вдруг он где-то, и ему нужна помощь?.. По крайней мере, хочу узнать, где и как он погиб, если так. Уж в этом-то деле он просто не может не помочь, не хватит же у него наглости просто отвернуться в таких-то обстоятельствах… Я надеюсь.

– А ты надеешься? – тихо уточнил Бруно, отвернувшись, наконец, от кровавых пятен. – Отыскать его – надеешься? Германия большая, и куда может забросить человека такого рода занятий…

– Есть зацепки, – вздохнул Ван Ален, потемнев лицом. – Судя по его поведению перед тем, как исчезнуть, он начал копать старую историю со смертью матери. Те стриги, что убили ее – ведь он упустил их тогда; в те дни он был не особенно-то обучен всему тому, что умеет теперь… Я успел побывать в родном городе – его там видели; думаю, я не ошибся. Он нашел что-то, какой-то след, и пытается их вычислить, вот только меня отчего-то в свои дела на сей раз не посвятил.

– Он пытается тебя защитить, – невесело, вскользь улыбнулся помощник. – И без того отец одарил тебя жизнью, которой не позавидуешь, полной опасностей и угроз, от такой жизни и сбежал его сын… Потерять второго – это удар из ударов.

– Значит, защищал он не меня, а себя. Мне двадцать шесть лет, я могу решать за самого себя хотя бы, рисковать ли мне собственной жизнью!.. Ерунда все это, – с усталой злостью отмахнулся охотник. – Просто у него нелады с совестью. Хотите, расскажу, почему он тот, кто есть, почему мать там, где есть, почему все так, а не иначе?