Юсупов. Серое Братство - Гоблин MeXXanik

Спорить мы не стали. Однако я заметил, что с Игорем Ивановичем здороваются все встречные в коридоре. И делают они это с уважением. Так что, думаю, что про хихиканье он немного преувеличил.

За неспешной беседой, мы покинули здание Института, пересекли двор, заполненный стайками молодежи, и вышли за ворота, на широкий Речной проспект. Солнце было щадящим. И не палило, несмотря на яркие лучи.

Заведение и правда оказалось неподалеку. Над входом красовалась вывеска «Мезонин». Карамзин подошел к порогу, поздоровался с привратником, который открыл дверь, пропуская нас в зал. Где нас встретил улыбающийся распорядитель в клетчатом пиджаке и белой рубашке.

— Добрый день, Игорь Иванович, — поприветствовал он нашего провожатого. — Вы сегодня не один?

Распорядитель перевёл взгляд на нас, рассмотрев герб на груди моего пиджака, и добавил:

— Мастер Юсупов.

— Добрый, — ответил Карамзин. — Есть ли у вас свободные столики. В закрытой зоне? Мне хочется прочитать частную лекцию и не желательно становиться нудным для окружающих.

Распорядитель кивнул:

— Конечно. Идемте.

Он направился вглубь зала. Мы последовали за ним, имея возможность оценить обстановку заведения. Она напомнила мне гостиную хорошего особняка с высокими потолками, тяжелыми люстрами из матового стекла. Мебель тоже была массивной и казалась капитальной. Людей было много, но они были рассажены так, что не создавали ощущения толпы. Официанты скользили между столиками с подносами и учтиво подавали блюда гостям.

Закрытая зона была на втором этаже. Мы поднялись по ступеням и оказались на просторной террасе, пространство которой были разграничено на комнаты. Распорядитель провел нас к одной из них и открыл дверь, пропуская нас внутрь:

— Прошу, — произнёс он.

— Благодарю, — ответил Карамзин и вошел в кабинку.

Помещение было небольшим, но довольно уютным. Одну из стен украшало панорамное окно, сквозь которое можно было наблюдать за оживленным проспектом. Учитывая оттенок стекла, я догадался, что оно было непроницаемым для взглядов снаружи. Посередине комнаты стоял стол и кресла. Мы расселись вокруг стола. И я заметил на столешнице вмонтированную кнопку для вызова официанта. Удобно.

— Вы готовы сделать заказ? — уточнил распорядитель.

— Было бы славно отведать вашего глухаря в сухарях. К нему подайте вяленые томаты с травами, брусничный соус и морс с мятой. И не торопитесь, у нас есть время.

— Может, вина? — уточнил сотрудник.

— Рановато для вина, — строго отрезал Карамзин. — Мне еще работать. А молодым людям не стоит портить печень и давать лекарям повод их журить за дурные привычки.

— Как скажете, — невозмутимо кивнул управляющий и вышел прочь.

— Иногда я позволяю себя горячительное, — поделился с нами профессор. — Но потом всегда жалею о том, что поддался слабости.

Карамзин положил ладони на стол, сцепил пальцы. С любопытством взглянул на меня:

— Итак, Василий Михайлович, что вас интересовало?

— Видите ли, в чем дело. Я перевелся на работу в фонд «Неравнодушные сердца». Может быть, слышали о таком?

Карамзин на секунду задумался, будто бы вспоминая, а затем кивнул:

— Конечно. Они занимаются реабилитацией ветеранов гвардии. В благом деле принимаете участие, Василий Михайлович.

Он взглянул на меня, и в его взгляде мелькнуло уважение.

— Спасибо. Так вот: большая часть моих пациентов принадлежат к полку «Жар-Птиц». И в большинстве случаев, проблемы ветеранов связаны со штурмом Воскресенска. Когда «Баюны» атаковали тренировочные базы тринадцатого. И вот почему я, собственно говоря, приехал к вам. Хотелось бы побольше узнать про «Баюнов». Про отрекшихся мало информации в Сети и учебниках.

Усиленные «Красноречием» слова подействовали. Карамзин на секунду задумался. Глаза его затуманились, а затем мужчина кивнул:

— Интересная тема. Но, к сожалению, вся информация про «Баюнов» была уничтожена. Может быть, какие-нибудь обрывки информации хранятся в архивах Синода, но даже я, имеющий доступ в Императорскую Библиотеку, нашел жалкие крохи историй про «Баюнов».

— И что же? — безо всякой надежды уточнил я.

— Они были фанатиками, которые верили, что Император и есть Высший, — ответил Карамзин. — И несли эту весть на всех землях, куда шел их полк.

— Это же противоречит официальной доктрине Синода, — протянул я.

— Все верно. Наверное, поэтому полк и был предан отступничеству. И примкнул к восставшим.

— Жаль, — протянул я. — Я надеялся, что вы знаете больше.

— Я слышал, что произошло на территории комплекса, — внезапно произнёс Карамзин. — Тот несчастный случай, в котором погиб Холодов. И это ужасно. Он был настоящим репортером. Человеком, который не боялся оказаться в самой гуще событий. А не просто наблюдать из теплого местечка, а потом придумать подвиги, которых не было.

— Он же был репортером одного из полков во время объединения? — как бы между прочим уточнил я.

— Часть рот мятежного полка остались верны Императору и империи решили объединиться в борьбе против восставших, — кивнул Карамзин. — Холодов был одним из немногих, кто смог бежать из охваченной мятежом части.

— Одним из? — переспросил я.

— Эту историю я знаю, — с готовностью сообщил профессор. — Во время Объединительного похода, Холодов познакомился с инспектором-проповедником Синода Кириллом Афанасьевичем Павловым, который вместе с подразделениями Синода должен был приводить регионы к Порядку. Инспекторы-проповедники аккуратно внедряли новые порядки, меняли законы под Имперские. Они также выслеживали и отправляли в острог несогласных и бунтовщиков. Именно Павлов заподозрил отца-командира своего полка в отступничестве. Холодов был единственным, кому Кирилл Афанасьевич мог доверять. Вместе они начали расследование, которое привело их к Волчьему Братству.

— Волчье Братство, — задумчиво пробормотал я. — Первый раз слышу про такое.

— Это был совет, который создал Шереметьев. Отец-командир предавшего родину полка. В этот совет входили приближенные к Шереметьеву капитаны. Например, капитан первой роты «Серых Волков» Иван Федоров. По некоторым версиям, он был бастардом Шереметьева. Уж очень они были похожи.

— А остальные, кто входил в этот совет? — с интересом уточнила Муромцева. — Вы знаете их?

— Всего в братстве состояло пятеро, — ответил Карамзин. — Двое капитанов после Восстания остались верны Императору. Один из них погиб, когда предатели избавлялись от лояльных гвардейцев в рядах. Вторым был Павлов, который пропал после чистки. Двое так и остались неизвестными.

— Так что было дальше? — полюбопытствовал я. — В расследовании Холодова?

— Холодову удалось что-то раскопать,