Олег Бондарев - Мертвый кортеж

Ромидаль приоткрыл один глаз и хмуро посмотрел на меня.

— Что случилось? — спросил он хрипло.

Я стыдливо потупил взгляд:

— Простите, учитель… Я разбудил вас…

— Не томи, Тайлер, — проворчал некромант. — Что сделано, то сделано, и потерянный сон уже не вернешь. Так что давай, рассказывай, чего там у тебя?

— Вот, сами посмотрите! — радостно воскликнул я и, выждав пару секунд для пущего эффекта, достал из-за спины небольшую самодельную клетку.

— Это что, Микки? — спросил Ромидаль.

Прищурившись, некромант уставился на вяло копошащегося в опилках мышонка.

— Да, — улыбаясь, кивнул я. — Он самый.

— Так он же вроде… умер?

— Ну да. А я его оживил.

От взгляда, которым меня одарил Ромидаль, у меня мурашки побежали по коже.

— Как так — оживил? — рассерженно воскликнул он.

— Ну, вначале я обмотал ему голову проволочкой, а потом прочел заклятье при…

— Я не об этом! — оборвал меня чародей. — Зачем ты оживил мертвого мышонка, Тайлер? Разве я для этого обучал тебя некромантии?

— Но…

— Никаких «но», паренек! Ты что же, забыл, что я тебе говорил об этике некромантов?

— Нет, не забыл… Но ведь это Микки, учитель!

— И что же?

— Он такой славный… Я не хочу его терять!

— Прекрасно тебя понимаю, — энергично кивнул Ромидаль. — Но это не повод для оживления. Пойми, паренек: некромантия создана не для того, чтобы ты воскрешал умерших питомцев себе на потеху. Ты должен уважать чужое право на смерть, уважать Вечного Червя, который позволяет тебе время от времени вторгаться в его покойное царство и вызывать обитающие там души в наш мир. Твой Микки умер потому, что был слишком стар. Его тело уже испорчено временем и болезнями, возможно, он мечтал поскорей умереть, чтобы не испытывать мук… а ты взял и снова запихнул его душу в то же самое тело!

Я стоял, с тоской глядя на сидящего в клетке мышонка.

— Если ты действительно любишь Микки, ты должен позволить ему уйти, Тайлер, — мягко произнес некромант. — Раз он умер, значит, пришла пора его душе отправиться в царство Вечного Червя. Понимаю, сложно это принять, но ты должен, мальчик. Кто, если не мы, некроманты, будем уважать покой мертвых? Обещай, что отпустишь его! Ну же!

— Я отпущу его, — тихо буркнул я.

— Не отчаивайся, паренек. — Ромидаль, видя, что я вот-вот заплачу, положил руку мне на плечо. — Помни, что ты делаешь это ради Микки.

Закусив нижнюю губу, я кивнул и потащился к столу. Мышонок в клетке испуганно вертел головой из стороны в сторону; он, видимо, до сих пор не мог понять, что с ним случилось.

Когда я читал заклятье отзыва, в глазах стояли слезы.

Нет ничего страшней, чем упокаивать верного друга.

Гафтенберг выглядел замученным и слегка растерянным.

— Плохая ночь? — спросил я, входя в лабораторию.

— Ты даже не представляешь, насколько, — буркнул он, протирая уголки глаз пальцами. — Я возился тут с семи вечера. С небольшим перерывом на сон между четырьмя и шестью.

— И чем же ты занимался все это время? — уважительно хмыкнув, полюбопытствовал я.

— Проверял и перепроверял данные, полученные в ходе расследования. Проклятье! — он саркастически усмехнулся. — Да там всю комнату пришлось анализировать, даже оконную раму! И в итоге я все-таки нашел отпечатки, но они оказались слишком уж… странными, что ли. Или… неожиданными? Не могу слово подобрать.

— О чем ты толкуешь? — рассматривая пробирки, которыми уставлена была стойка, спросил я. — Что странного может быть в отпечатках? Ты нашел совпадение в картотеке?

— Об этом и речь, — кивнул Адам. — Совпадение есть.

— Ну так это же здорово, разве нет? — оживился я.

— В данном случае я склонен думать, что это — именно странно, — признался Гафтенберг.

— Может быть, ты перестанешь бродить вокруг да около и все-таки озвучишь имя нашего маньяка? — настойчиво предложил я.

Он помялся еще с минуту, однако под моим требовательным взглядом все-таки сдался и выдавил:

— Бенджамин Кротовски.

Меня будто громом поразило.

— Кро… что? — переспросил я, тщетно пытаясь скрыть удивление.

Адам, впрочем, истолковал мою реакцию по-своему.

— Вот у меня точно такая же реакция была, когда я прочитал на карточке это имя! — облегченно воскликнул Гафтенберг. — Ты, видимо, тоже вспомнил этого парня? Так вот, если верить отпечаткам, в «Петухах» побывал именно он!

Опираясь рукой на стойку, я медленно опустился на стул и попытался собрать мысли воедино. Это оказалось непросто — непоседливые, они разбредались по сторонам, будто стайка юных грайверов, — однако в конце концов я все же смог взять себя в руки.

Значит, это был Бен. Мой друг зомби по имени Бен.

Вирм, да как такое вообще возможно?..

«Ну, это хотя бы похоже на правду», — подумал я внезапно. По крайне мере, объясняет, почему убийца не покусился на мою жизнь — ведь одновременно с некромантом умирают и все зомби, пробужденные им. Это аксиома, дар и проклятье любого мага смерти. Бен об этом знал и потому даже не пытался скалить зубы в мою сторону — просто сбежал, поджав хвост, словно трусливая дворняга.

Вдобавок я начал задумываться о связи между резней в «Петухах» и убийством Фег-Фега. Что, если Бен замешан и там? Если верить покойному гному, маньяк из трактира выглядел точь-в-точь, как затонувший в Бессонном море ублюдок. Еще один довод против Кротовски, ведь он мог находиться под водой, сколько душе угодно: зомби не нужен воздух, они не дышат. Обитая в каюте рядом с останками гнома, Бен просто не обратил бы внимания на жуткую вонь. Он мог проводить в море дни и ночи, ведь еды и воды ему также не требовалось. Конечно, все это еще надо доказать, но пока нынешняя версия кажется мне наиболее подходящей.

Единственное, что я не мог понять, — мотивация. Что двигало Беном? Что заставило его убить всех этих людей? Ответа не было. Теоретически Бен мог убить и Фег-Фега, и Гейла Шуйца с палачами Пересмешника и даже, чем Вирм не шутит, того же Кайла Мейси, но с какой стати ему заниматься подобными темными делишками? Ради денег? Да ему ведь не на что их тратить, кроме, разве что, обожаемых книжек!

И тем не менее в комнате Гейла обнаружили именно его отпечатки.

Интересно, что на это скажет сам Бен, когда я нагряну к нему в берлогу и спрошу напрямик?

Очень надеюсь, у него найдется достойное оправдание. Сейчас, после трех лет нашего общения, я с трудом представляю, как буду его упокаивать. Это ведь не просто расставание с другом; по факту, я отниму у человека жизнь, которую сам же вернул ему два года назад. Вирм заберет его душу, а я останусь стоять рядом с хладным трупом, растерянно перебирая воспоминания о чудных встречах в «Скупом лепреконе» и наших совместно раскрытых делах.