Агент Их Величеств, Часть первая - Александр Н. Александров
Книгу не пришлось даже долго искать; толстый серый том с золотым тиснением на корешке лежал почти на самом верху, зажатый между сервитором и коробкой с револьвером.
Следователь плеснул себе коньяка, немного подумал, долил по самые края стакана, сел в кресло, и, открыв книгу на странице 225, принялся за чтение.
Чтива оказалось всего на пять листов, но к тому времени, когда следователь закончил, стакан уже опустел, и голова Фигаро тоже.
Он молча закрыл справочник, сделал большой глоток прямо из горлышка коньячной бутылки, занавесил окна, за которыми уже понемногу разливалась по небу синева разгорающейся зари, разделся, и, рухнув на диван, мгновенно уснул.
Спал следователь долго, и без сновидений.
Глава 9
На западе ярко вспыхнула молния, броским росчерком отрикошетив от свинцово-серых громад надвигающихся на город туч, а за ней, почти без паузы, ещё один небесный блиц вспыхнул багровым пламенем, оставив на сетчатке глаза медленно тающее радужное пятно.
Грома не было слышно на таком расстоянии, пока ещё нет, но порывы холодного влажного ветра несущего в себе запахи мокрой пыли и электричества уже налетали с гор, швыряя в лицо крупинки песка и вырывая у прохожих из рук газеты. Тучи, медленно переваливаясь, карабкались на низкие обтёсанные временем вершины, чтобы затем, уже совсем скоро, обрушиться на Серебряную Пагоду лихой летней бурей.
Прохожие улыбались, оживлённо болтали, поглядывая на молнии, и старались идти быстрее, прикрывая ладонями сигареты; дамы, охая, держались за шляпки, чтобы те ненароком не улетели, а усатый дворник, сообразив, что вечерняя уборка откладывается, сидел в беседке, отставив в сторонку щетинистую метлу, и обсуждал последние новости с полным господином в клетчатом берете.
Фигаро тоже чувствовал то весёлое нервное напряжение, которое всегда предшествует грозе: кровь чуть быстрее бежит по венам, дышится чуть легче, сердце стучит чуть быстрее, и хочется обязательно ещё немного посидеть, дождавшись первых капель дождя, чтобы потом, укрывшись в доме, смотреть, как стихия терзает город, заливая улицы водой и шваркая грохочущим небесным электричеством.
Следователь сидел на скамейке в городском парке, закинув ногу за ногу и, лениво попыхивая трубкой, с наслаждением вдыхал запах лип, который во влажном воздухе приобретал дополнительную чистую и резкую остроту. Напротив двое мальчишек (им было, от силы, лет по десять) залезли в фонтан и обливали друг друга водой, а их нянька – строгая дама, с фигурой профессионального боксёра, орала, чтобы дети вылезали из воды и немедленно бежали домой. Мальчишки хихикали, кивали, но выбираться из фонтана не торопились.
«Да, – подумал Фигаро, – в этом городе действительно хочется жить. Что бы ты там не говорил вчера молодому жандарму, но ты не прочь здесь остаться. Ходить на рыбалку по выходным, охотиться в здешнем заказнике, забраться вон на ту гору, откуда наверняка открывается великолепный вид и где можно поставить на ночь палатку, сидеть до утра потягивая из фляги коньячок, да смотреть на бегущие по горным склонам поезда. Денег у тебя столько, что ты легко сможешь купить себе какую-нибудь усадьбу... в принципе, любую приглянувшуюся. И тебе наверняка уступят, и цена будет несообразно мала, и там наверняка будет башенка, где можно поставить телескоп – всегда хотел заиметь телескоп и наблюдать за звёздами... А там, глядишь, Артур придумает, как вернуть себе тело, и будет приезжать ко мне в гости... Ну как «приезжать» – приходить блиц-коридором. Он колдун, он Мерлин Первый, ему это как раз плюнуть»
«Ага, – согласился с ним Выдуманный Артур, – очень может быть. Но ты сам понимаешь, что это враньё. Ты обязательно расскажешь Артуру о том, что здесь происходит, что это за город, и почему в нём всё так, как есть. А если не сможешь – вот как Наташа Филч – то Артур сам достанет нужную ему информацию у тебя из головы, а потом разберётся с Серебряной Пагодой в своей неподражаемой манере. И когда здесь останутся лишь дымящиеся руины, где солнце по утрам красиво играет на застывшем шлаке и стекле, ты придёшь в себя, но будет поздно. Да только ты ведь до этого не доведёшь. Ты покончишь с этим Эдемом сам, и, пожалуйста, не разводи философские сопли на тему того, есть ли у тебя на это право. Потому что ты уже всё знаешь»
Сверкнула молния, и, спустя некоторое время, наконец, заворчал на западе гром: низким весёлым басом, точно похохатывал там древний горный великан, увидевший в своей пещере забавный сон. До Фигаро донеслись голоса пробегающей мимо молодой парочки: «...а я же говорила тебе: бери зонтик... да кто ж этот прогноз читает... сейчас будем дома, тут всего-то два квартала...»
Он встал, потушил трубку, аккуратно выбил её о край жестяной пепельницы, что крепилась прямо к скамейке держателем похожим на лилию, поправил котелок и направился к телефонной будке, которую следователь заприметил ещё по пути в парк. Он сунул в прорезь медную монету, набрал номер, дождался ответа и попросил переключить его на начальника городской жандармерии.
Поговорив с Абрахамом Ашером (весь разговор занял у Фигаро минуты три), он не торопясь поднялся по широкой каменной лестнице, и по узкой улочке, где из окон невысоких домов доносилась патефонная музыка, вышел на площадь.
Когда следователь уже подходил к гостиному двору, с неба сорвались первые капли дождя: тяжёлого и холодного.
Молнии за окнами комнаты номер тридцать три гостиного двора «Ратуша» сверкали без перерыва.
Им вторил гром; уже не низкий и рокочущий, а яростный и рвущий воздух: короткие мгновения шуршащего треска, а затем оглушительное «ба-бах!» от которого вздрагивали стены.
Газ на время грозы отключили, и Фигаро зажёг свечи: два канделябра по три штуки. На столе лежали открытые книги, мел, несколько палочек-концентраторов и фокусирующая пирамидка – тёмная и разряженная. Всё это свечные огоньки делали таинственным и загадочным, точно комната и взаправду превратилась в жилище какого-нибудь магистра метафизики, собирающегося прямо сейчас открыть двери во Внешние Сферы, да и призвать оттуда чего пострашнее.
«Ладно, – подумал следователь, – театр так театр. Будем последовательны»
Он оделся: чёрный костюм, белая рубаха, галстук-бабочка, остроносые лакированные туфли,