Отборный жених кн. 2 - Илона Волынская
От выписанных изящным шрифтом букв вывески остро пахло свежей краской, а на пальцах расположившихся за прилавком Амелии и Малены видны были свежие пятна. Впрочем, Амелька была не ЗА, а НА прилавке! С двух сторон ее страховали Стеффа и Рисса.
— Глядите все! — младшая Шигар выплясывала прямо на шкуре вовкуна. — Плотная какая! Хоть ты что с ней делай — волосок к волоску! И грязь не липнет! — она принялась яростно вытирать подошвы туфелек об шкуру вовкуна. — Агааа! — с торжествующим воплем она ткнула пальчиком в вовкуна под своими подошвами. — Я тебя помню! На меня кинулся! Зубищи — хищные! Глазищи — голодные! Ну думаю, все, конец мне пришел, сейчас ам — и сожрет! А тут вжжжух! Сабля прямо у меня перед носом каааак сверкнет! — она крутанулась на месте, изображая лихой взмах сабли, подол взвихрился, Стеффа и Рисса вскинули руки, боясь, что вошедшая в раж Амелька кувыркнется с прилавка. — Сьер полковник как выскочит! — она прострела руку к стоящему неподалеку полковнику. — И хрясь! Снес зверюге башку с плеч! О мой герой!
Она послала воздушный поцелуй, а полковник явно засмущался… и тут же гордо подкрутил ус.
— Кто? — вдруг пронзительно завопила Амелька. — Сьеры! Сьёретты! Почтенные мистрис! Кто хочет постелить у себя в гостиной напоминание о великом подвиге сьера полковника! Не пачкающаяся, теплая, полезная в хозяйстве вовкунья шкура! Шкура и подвиг разом, в фирменной упаковке от графини Редон! Сто совернов, сьеры и мистрис, всего каких-то сто совернов!
— Я! Я хочу! Я! — раздались со всех сторон женские голоса.
— Подходим, не толпимся, покупаем, эта шкура — не последняя, наши военные — такие герои, что на всех хватит! Мила, запакуй шкуру для щедрой мистрис! — командовала скачущая на прилавке Амелька.
Мила, она же Камилла Дезирон, с царственным достоинством и удивительной для графини ловкостью завернула шкуру в бумагу из моей лавки и протянула покупательнице. Интимно прошептала:
— Вы можете лично поблагодарить полковника за его подвиг!
— Правда? — задохнулась от восторга покупательница, судорожно поправляя прическу.
— Советую перед этим купить гребень из чащобной древесины — с ним ваша прическа всегда будет в порядке! — немедленно предложила материализовавшаяся рядом Малена. — И еще духи… Запах — чистый соблазн!
— Крадущуюся мне всеми когтями в зад! — выдохнул в ошеломлении Монро.
Малена услышала и неожиданно не возмутилась, а вовсе наоборот, одарила торговца торжествующей улыбкой… и благосклонным взглядом.
— Аааа! — вопль Амелии заставил шарахнуться передние ряды у прилавка, а меня попросту замереть на месте, как полевого сусела под взглядом чащобной твари. — А вот и она! — ее палец хищно нацелился в мою сторону. — Сьеры и мастера, бесценные наши мужчины! Вы думали, мы о вас забыли? Думали, наши товары только для ваших жен, дочерей и сестер? О неееет! — Амелька выразительно покачала пальцем. — Вот онаааа! — пронзительно заверещала она, взмахом ладони указывая в мою сторону. — Та, что убивала вовкунов наравне с офицерами Лерро! Та, чьи знания и отвага спасли множество жизней! Чей глаз остер, рука тверда, а душа подобна закаленной стали с мануфактур семейства Шигар, покупайте наши железные изделия для гражданских и армейских… — скороговоркой закончила она и снова взвинтила напор. — Графиня Редоооооон! И ее добычаааа!
— Это неприлично! — вякнул Омер.
— Это хорошо для торговли. — отрезал мастер Монро и…
Я охнуть не успела, как широкие ладони купца обхватили меня за талию… и в один мах закинули на прилавок рядом с Амелией. И тут же мне на руки рухнула тяжелая, как камень, жесткая и слегка пованивающая вовкунья шкура.
— Добыча графини Редон! Спасительницы из глубин Чащи! Покорительницы сердец! Победительницы первого этапа и самой популярной невесты королевского отбора… За исключением, конечно, непревзойденной герцогессы Анаис Гардеро, да хранит ее Летящая, и благосклонна будет Крадущаяся… — наскоро и слегка небрежно пробормотала Амелька.
— Не претендую! — вдруг отозвалась сама Анаис.
С высоты прилавка я увидела, что герцогесса сидит тут же — на раскладном стульчике в паре шагов от прилавка, старательно делая вид, что она просто присела отдохнуть, а затеянное Амелькой представления ее вовсе не интересует. Но настороженные уши лежащего в ногах гончака ясно показывали — врет! Герцогессе не просто любопытно, она наслаждается каждым словом Амелии.
— Ну что, сьеры и мастера? Желаете шкуру с собственноручно убиенного графиней вовкуна? Одна, две, три, четыре, пять… Шесть, шесть шкур, шесть убитых хищников и множество, множество спасенных жизней! Шесть даров от прославленной чащобной охотницы!
Шесть? Нет, она серьезно — шесть? Да я в самые суровые зимы, когда вовкуны чуть ли не к деревням с голодухи лезли, по шесть штук за раз не убивала!
— Да-да, я не шучу — именно даров! Вы, мастера и сьеры, подарите по пятьсот золотых совернов за каждую шкуру бедным сироткам, которые благодаря вам получат деньги на приданое и обзаведение! И жизнь у них благодаря вам станет… прямо как мягкие подушки небесных диванов Крадущейся! А сьёретта графиня в ответ подарит вам шкурку на долгую память! А может — и поцелуй!
Амелька поймала мой зверский взгляд и тут же уточнила:
— В щечку! — снова посмотрела мне в глаза и выпалила. — Ну или право поцеловать ей руку… Ногу! Ногу целовать, ногу, край туфельки, и нет, графиня не будет пинаться каблуком в нос, она будет думать о бедных-несчастных сиротках! Ну что, сьеры, кто готов тряхнуть кошельком ради благосклонного взгляда прекрасной графини?
На мгновение неумолчный рокот толпы утих… и тут же тишину разрушил пронзительный женский вопль:
— Да Крадущейся под хвост тех мужиков, у девки, которая с самим Лерро наравне, и я куплю! Внучек вразумлять буду, а то ишь, в жизни ничего не повидали, а уж замуж им, долбанутым, в шестнадцать-то лет! — в первые ряды пробилась расхристанная горожанка и с размаху швырнула Амельке звучно брякнувший кошель.
— Да кто ж тебе даст! — взревел мужской голос и у подножия прилавка началась драка.
Толпа ревела, вокруг меня словно водоворот закрутился. Меня поворачивали во все стороны, как куклу, на плечи мне то набрасывали пованивающие вовкуньи шкуры, то тут же сдирали их. Кажется, мне целовали руку… и туфельку… Чья-то красная распаренная рожа явилась прямо передо мной, и вытянув пухлые губы трубочкой, потянулась к моим губам. Тут же стукнуло, грюкнуло и рожа канула вниз, как и не было ее, только болезненный вопль еще звенел у меня в ушах.
— Эх, надо было говорить, что десять шкур, все равно
