Александр Лонс - Игра в кости

Сегодня ведьма облачилась в рваные джинсы, изношенные кроссовки и белую майку с розовой «Хеллоу Кити». Свои великолепные черные волосы она забрала сзади в хвост, перетянутый резиночкой кислотно-желтого цвета. Может быть такой прикол? Одежка подходила разве что какой-нибудь маленькой девочке, а никак не молодой женщине выглядевшей лет на двадцать пять. По-моему тут больше подошла бы майка со Странной Эмили, да и то вряд ли. Абсолютно идиотское сочетание, но ей было хорошо!

— Может, наконец, скажешь, чего тогда на записку мою не отреагировал? Специально же тебе в дверь засунули, у меня случайно окно возникло. Хотела встретиться и спокойно поговорить.

— Так это от тебя была та записка? С каких это пор ты «госпожа Арина»?

— С недавних, — с некоторым даже удовольствием проговорила она.

— Ирина же всегда была.

— «Ирина» — для специалиста моего профиля звучит как-то не очень убедительно. Не впечатляет.

— Так нафига писать мне от имени, о котором я и знать-то не знаю? — удивленно возразил я. — Послала бы эсэмэску.

— Мог бы и сам догадаться. Но вообще, очень хорошо, что ты не сообразил и не пришел. Удачно получилось.

— Почему? — спросил я, почувствовав холодок где-то внутри живота.

— Ко мне вломилась тройка каких-то бандитов, еле отбилась. Я-то отбилась, а вот если бы клиенты, или ты вдруг пришел — точно пострадали бы. Я могла не справиться.

— А это серьезно? — задергался я. — Бандиты?

— Да не думай ты об этом! Ерунда. Конкуренты шалят. Я уже приняла нужные меры, все будет о’кей. Главное, не касаться интересов очень больших людей и религиозный бизнес не задевать. «В наши нервные времена, — вдруг заговорила колдунья совсем другим голосом, — вольнодумные рассуждения о религии вновь стали темой весьма опасной. Сулящей, как известно, если и не покушение со стороны каких-нибудь религиозных фанатиков, то, по меньшей мере, привлечение к суду “за разжигание межрелигиозной розни”. Поэтому в данной ситуации очень удобно концепцию “бог” трактовать в каком-нибудь предельно нейтральном, безобидном для всех контексте».

— Ну, ты и завернула. Или цитата такая?

Что это с ней? Запинки в произнесении слов сами по себе ничего не значили, но, если тональность голоса вдруг менялась, похоже, дело нечисто. С другой стороны — колдунья все-таки, мало ли что…

— Цитата. Это кусочек лекции, что я читаю своим ученикам, — пояснила Арина. — Ты как насчет выпить? У меня есть превосходный херес!

Отказаться от хереса не получилось.

— Давно преподаешь? — спросил я после первой рюмки.

— Третий год уже в универе. Сначала они, студенты в смысле, меня всерьез не принимали, но ничего, сумела справиться. Сразу сказала — кому неинтересно — можете сваливать на все четыре стороны, зачеты в конце семестра выставлю. А кому интересно, сидите и слушайте.

— И как после такого заявления? Группа не разбежалась?

— Ничего подобного, только двое обалдуев перестали ходить. Зачет я им поставила, как и обещала, но зато поделилась с коллегами, и уж те отыгрались на них по полной.

— То есть у вас дружный коллектив?

— В общем, да… но я себя сразу поставила так, чтобы не допускать ни фамильярности, ни пренебрежения к себе.

— Ну, ты крута! Даже неудобно как-то с тобой рядом. Но с богами в своих лекциях поаккуратнее, — проговорил я, глядя мимо нее, туда, где за окном тучи лениво наползали на бледно-голубое небо. — Ведь уже вступил в действие закон об ответственности за оскорбление чувств верующих.

— Знаю, — подтвердила она, еще раз наполняя рюмку. — Если точно, то введена уголовная ответственность за публичные действия, совершенные в целях оскорбления религиозных чувств. Называется это так: «Нарушение прав на свободу совести и вероисповеданий». Вплоть до лишения свободы на срок до трех лет. Ничего, у меня подруга — крутой адвокат, ни одного дела не проиграла, отмажет.

— Все равно рискуешь. А если я верю в Зевса? Попробуй теперь сказать, что его нет.

— Попробую, — по-моему, искренне развеселилась Арина. — Его давно уже нет. Гера с ним развелась и выгнала за моральное разложение и многочисленные измены. Люди потеряли веру в него, и как результат он утратил силу. Опустился, спился и умер бомжом на станции Обухово ещё до начала перестройки в январские морозы…

Я рассмеялся.

Только сейчас сделалось заметно, что Арина потребляет свое пойло намного активнее меня, при этом сохраняя полную серьезность.

— Но погоди, — уже немного беспокойно сказал я. — Если я — человек, имеющий некие личные убеждения, не сходящиеся во мнении с какой-то из многочисленных религий, то значит, смело могу полагать оскорблением любую попытку перекрестить меня или прочитать молитву в моем присутствии? Так? А если по подъездам ходят свидетели кого-нибудь там, я что, должен их выслушивать, дабы не оскорбить их религиозных чувств? Так что ли? Маразм.

— Маразм. Так ты узнал, что я просила?

— То, что стало в реальности с вашим профессором? Узнал, конечно.

— Что?!

— Он сменил имя, несколько изменил внешность, сбрил бороду и теперь его зовут Алексей Сергеевич. Фамилию не знаю,  где живет — тоже. Извини уж.

— Ты что, издеваешься? С такими именами тьма народу, да и не факт, что это его новое паспортное имя. Фактически ничего полезного я от тебя не узнала.

— Извини. Это всё. Но я же узнал! А как насчет того, чтобы все-таки подарить мне ту историю?

— Нахал ты, однако ж. Ладно, я сегодня добрая.

— Добрая колдунья — это всегда здорово. Можно сказать — основа любой доброй сказки.

— Хорош прикалываться! Короче, пока у меня душевное настроение, желание и время есть, слушать будешь?

— Буду, конечно, — сказал я, а сам подумал, что ей самой не терпится поделиться обещанной историей.

Ведьма удовлетворенно откинулась на спинку кресла, и с наслаждением проговорила:

— Тогда слушай. Помнишь, я как-то рассказывала, что захотелось мне преподавательскую работу найти? И вот, по прошествии некоторого времени оказалась я в коридорах знаменитого Новоладожского университета. Я тогда только устроилась на кафедру, никого еще как следует не знала и боялась всего страшно, но это была замечательная практика, которая мне многое дала. Я, наконец, поняла, что это именно то место, где я и должна была оказаться. Приходилось работать очень много: иногда с утра до поздней ночи, и работала я так увлеченно, что совсем не ощущала усталости. Но был там один профессор, общую историю нежити читал. Довольно стремный такой дядечка. Один из самых видных исследователей в своей области. По выражению студентов «читал все, принимал все». Принимал в своей манере, то есть гонял по несколько раз на пересдачу, в выражениях особо не стеснялся, короче, суровым был преподом, принципиальным. И я вот все думала, почему, при богатейшей эрудиции, он отличался какой-то наивной методологией и узостью мысли. То есть, временами, профессор сыпал такими откровениями, что, наверное, мог бы и постесняться. Например, иногда он заговаривался и рассказывал о каких-нибудь исторических персонажах такое, будто пил с ними вино из одной бутылки, посещал один бордель и справлял нужду в одном и том же отхожем месте. Однако при этом был он абсолютно серьезен и даже больше — гордился своей методой. Если кто-то начинал спорить, то профессор буквально взрывался. Не терпел он альтернативных мнений, причем с таким видом, будто в самом деле свято верил в свои слова. Откуда у человека, который на самом деле знает до хрена, в характере такое неприкрытое чванство? Не могла понять. Тем более, что в свое время он читал лекции в Сорбоне, то есть вовсе не доморощенное светило. Не могла я взять в толк, как у такого специалиста могло возникнуть столь брутальное самомнение, доходящее порой до тупого самодурства? Очень любил он разные псевдоисторические сплетни, ничем не подкрепленные и явно вымышленные. Рассказывал в частности, что какой-то русский во времена якобинского террора скупал у палача отрубленные головы, клал их в железные клетки с цепями, и прятал в реке или в лесу. Потом, через год, вытаскивал, черепа отмывал и у себя хранил. Ну, полный же бред, но подобных баек было у него великое множество…