Аврора. Заря сгорает дотла - Кейт Андерсенн
Потому что этот хренов дознаватель не понимал столь простой вещи: так было прежде и так будет впредь. Всегда.
Лучше бы вовсе молчал.
В итоге, как обычно, Ро просто замерла внутри и ждала, когда пройдет. В основе того, что сейчас было — не фобии. А клятая чувствительность. Она не лечится. Гнобится и глушится — да, но Аврора такому обращению со своим сокровенным — не сторонник. И каждый раз вычленять одно от другого... Да лучше сразу кокнуться о скалы.
Так что не вышло насладиться красотой выбеленных улочек, будто бы лично самим солнцем. И совершенно неповторимой атмосферой домиков с кривыми стенами, будто бы вырытых в камне, проулками, больше напоминающими пещеры, чем сельские улицы. Ро прикрывала глаза и просто мечтала поспать в спокойствии. Чтобы никто не трогал, и чтобы особенно никаких Фаррелов или Кастеллетов при пробуждении. Совершенно достали, честное слово.
Когда она случайно хихикнула вслух, тогда и поняла, что крыша снова отправилась в путешествие вокруг света и можно махнуть рукой на все.
Их сгрузили в одной из вот таких странных изб с низким потолком, и местный житель, подозрительно смахивающий на знахаря — длинный, тощий, с шикарными седыми лохмами что перемежались причудливыми косичками, вплетенными кольцами и перьями (таким позавидовал бы всякий уважающий себя хиппи) с высоким лбом и проницательным взглядом — посмотрел на нее пристально, потом на Фаррела, потом снова на нее и быстренько чем-то окурил, от чего мир мгновенно схлопнулся и утянуло в дремоту.
...Сейчас Аврора осторожно открывала глаза, приходила в себя и вспоминала все вышеупомянутое, как далекий сон. Возвращалась способность видеть и слышать буквально все, от внутреннего мира людей до танца пыли в луче света; настоящее проходит сквозь самое тебя, будто ты прозрачен и призрачен одновременно, каждая клеточка тела впитывает мир и сливается с ним в одно целое. Дыхание стихает, и ты наблюдаешь великие таинства жизни в вещах совершенно обыкновенных. Светлая сторона бытия ВЧЛ — высокочувствительных личностей.
Неровный не то земляной, не то каменный потолок, затемненное помещение, пусть цвет стен и угадывался когда-то белым, прохлада. Лавка одна, вторая, полки и стеллажи со склянками и свитками (!), стол, на котором нечто даже вроде лаборатории. Сухие пучки трав под потолком. Странный терпкий и свежий одновременно запах. От которого хочется закрыть глаза и взлететь к этому самому потолку.
Фаррела в избе не наблюдалось. Снаружи кто-то приглушенно гомонил — сквозь запертые ставни, оказывается. Это объясняло царивший в комнатке сумрак. Все тот же знахарь сидел у небольшой печи, отставив в сторону заслонку, и увлеченно глядел в огонь, будто видел в танце пламени нечто большее. Отблески плясали на его будто высеченном из дерева лице, и человек с причудливой копной серо-белых волос казался кем-то не из этого мира. Тоже не из этого.
— Душа — это прекрасно, но о теле забывать заботиться нельзя, — сказал знахарь, неспешно поворачиваясь к ней.
Глянул Авроре сначала в лицо, а потом — на ноги. Девушка скосила взгляд следом и обнаружила с удивлением: забинтованы.
— Ой, — только и смогла вымолвить Ро. Попыталась пошевелить пальцами и ощутила: они есть. Она есть. Стопы тупо и отдаленно ноют.
Знахарь улыбнулся. Улыбка у него вышла неожиданно доброй и теплой.
— Потому что тело отплатит душе той же монетой. Таурон, — он приложил руку к груди и слегка наклонил голову.
Будто вождь индейцев. Хотя... вероятно, такое утверждение недалеко от истины.
— Необычное... имя, — выдавила Ро.
— Бывает. Ты совсем о нем забыла, Ро. О теле. О гармонии. О спокойствии. Об отдыхе. Твой спутник такой ритм выдержит, а тебе так жить невозможно. Вот, выпей.
Таурон взял с тумбы кувшин, плеснул чего-то, похожего на травяной настой, в глиняную чашку и протянул ей.
Ро сделала глоток. Такой же вкус, как запах в избе — терпкий. Горький. Освежающий. Вдыхающий силы.
— Сейчас я поверю, что вы друид, — фыркнула она на грани недоверия и дружелюбия.
Таурон пожал плечами.
— Так я и есть друид.
Ро едва не уронила чашку.
— Да ладно?! Значит, вы правда... чудеса можете делать?
— Чудеса и ты можешь делать, — рассмеялся Таурон, знатно развеселившись. — И Фаррел твой. Только сложная дорога вас ждет. Как по долгу службы, так и по пути к сердцу друг друга. Без чудес тут никак.
Ро покраснела. Еще чего! Не ее он вовсе.
— Предсказываете судьбу?
— Судьбы, девочка, нет. Есть сегодня, есть твои решения, есть последствия, есть случай, есть завтра.
— А что тогда такого умеют друиды?
Таурон развел руками.
— Разговаривать с деревьями.
Ро усмехнулась даже.
— И все?
— Слухи ужасны, — покачал Таурон головой и воздел к потолку руки в неподдельном возмущении. — Они не оставляют надежды истине! Деревья умеют общаться. Через корни, соприкосновение ветвей, летящую пыльцу... Друиды могут... гм — скажем так — это слышать.
— А задавать вопросы?
— Иногда. Но правильность толкования ответов зависит от мастерства и опыта. Именно потому друидам положено жить в лесу, а не... вот это вот, - Таурон обвел руками свою избушку и вернулся к спокойному тону.
Ро начинала привыкать, как в этом мире околонаучные факты и малоизученные обрастали легендой или еще какой фантастической оберткой и становились реальностью. Потому она в пылу любопытства перебила:
— И это они сказали вам, что нас... ну, меня и его ждет трудная дорога?
Таурон вновь рассмеялся.
— Нет, это мне сказал мой жизненный опыт.
Ру с досадой сложила губы бантиком.
— Так скажите вашему опыту — нас вообще не ждет общая дорога. Так, до дворца... На край света да спасти империю, возможно... И распрощаемся.
Таурон негромко засмеялся и поворошил поленья в очаге, ничего не отвечая.
— И почему вы так открыто все это мне рассказываете? Ведь друиды, говорят, почти перевелись... Вы не прячетесь?
— Если кто спрашивает — зачем мне прятаться. Другое дело, что в наше время уже мало кому интересна судьба друидов, лесов, деревьев. Вон, даже в то, что могут творить чудеса, люди верить перестали. Кому
