Миккель Биркегор - Тайна «Libri di Luca»

— Похоже, тебя это не удивило, — заметил Йон. — Выходит, ты знала, что Луку убили?

— Многое на это указывает, — уклончиво ответила Катерина. Она хорошо понимала обиду Йона на то, что его держали в неведении. — Стопроцентной уверенности у меня конечно же нет, однако Иверсен в этом нисколько не сомневается.

— Похоже, это было известно всем, кроме меня, — сухо сказал Йон, заводя мотор. — И все, кажется, едины во мнении, что сделал это кто-то из ваших, — продолжал он, направляя автомобиль к воротам, которые, повинуясь чьему-то бесшумному приказу, начали открываться. — Все предостерегают меня против вас, улавливающих. Ведь вы, похоже, и вправду можете, используя свои возможности, воздействовать на психику. Если Луку действительно убили таким способом, тогда все сходится. Но в этом случае возникает вопрос: могу ли я на тебя полагаться?

Катерина почувствовала, что Йон, ожидая, пока ворота полностью раскроются и машина сможет выехать со двора владений Кортманна, искоса на нее смотрит. Если бы она только знала, что сказать, чтобы его успокоить! Но она лишь чувствовала, что в его присутствии ей хорошо и спокойно.

С заднего сиденья послышался громкий храп По. Катерина продолжала ехать молча.

— Думаю, что могу, — через некоторое время решительно сказал Йон. — Раз тот, чью гибель нам предстоит расследовать, тебе доверял, то лучшего помощника, чем ты, и желать не приходится.

— А как быть с остальными? — спросила Катерина. — Не много сегодня найдется тех, кто доверяет улавливающим.

— Им придется с этим смириться, если они действительно хотят, чтобы я занялся этим делом. Мне необходим рядом кто-то, кого бы улавливающие знали и кому бы полностью доверяли. Тот, кто мог бы подмечать настроения обеих сторон. А ты, если я правильно понимаю, благодаря связям с моим отцом и «Libri di Luca», контактируешь и с вещающими, и с улавливающими.

Катерина кивнула. Она вдруг подумала, что время, проведенное ею с Лукой, и его стремление вновь объединить оба крыла Общества подготавливали ее к тому, чтобы заняться расследованием обстоятельств его гибели. Как будто все это с самого начала было запланировано и теперь ей просто надо следовать определенным курсом. Оставалось только надеяться, что у нее хватит на это сил.

— Как бы мне хотелось, чтобы Иверсен сейчас был рядом, — тихо сказала она.

— Он действительно нам необходим, — согласился Йон и после долгой паузы прибавил: — Ведь он знал Луку лучше, чем кто бы то ни было.

Тон, которым были сказаны последние слова, заставил Катерину искоса посмотреть на Йона. Ей впервые показалось, что она слышит в его голосе ноты досады. Хотя он и следил за дорогой, взгляд его говорил, что думает он о другом. Когда свет фар встречных машин освещал лицо Йона, видно было, как на щеках его подрагивают желваки, а прислушавшись, она услыхала едва уловимый скрежет зубов. Весь вид Йона свидетельствовал о гневе и обиде, и ей очень хотелось помочь ему от них избавиться. Вероятно, он почувствовал, что девушка смотрит на него, и повернулся к ней. Катерина поспешно отвела взгляд.

— Мне многое необходимо выяснить о моем отце, — сказал Йон. — С тех пор, как я в последний раз с ним общался, прошло много лет, и расстались мы, мягко говоря, не лучшим образом.

Катерине вдруг показалось странным сидеть и разговаривать о Луке с его собственным сыном. В каком-то смысле Лука заменял Катерине отца, поэтому Йон приходился ей как бы братом. Тем не менее каждый из них был знаком с Лукой лишь на протяжении половины своей жизни. Йон — первой половины, Катерина — второй. Объединив свои усилия, они, быть может, сумели бы составить портрет человека, которому каждый из них — правда, по-своему — был обязан жизнью.

— Что произошло, когда вы виделись в последний раз? — осторожно спросила она.

— Он от меня отказался, — сказал Йон. — Мне тогда только исполнилось восемнадцать, и наверняка, как все юноши в этом возрасте, я был жутко неуживчивым, но с другой стороны, мы не настолько часто общались, чтобы он мог это заметить. — Он немного помолчал и снова заговорил: — Сначала я пытался звонить ему в магазин. Я так и не мог понять, почему он хотел, чтобы мы жили врозь. И вот, когда я счел, что стал достаточно взрослым и имею право потребовать от него объяснения, я с замиранием сердца набрал его номер. Сперва на другом конце линии долго молчали — я даже подумал, что связь прервалась. Затем он сказал мне, что я, наверное, ошибся и что у него нет никакого сына, после чего повесил трубку.

По на заднем сиденье громко хрюкнул во сне, однако вскоре храп его опять стал размеренным.

— Я несколько месяцев собирался с духом, прежде чем отважиться на этот телефонный разговор, — продолжал Йон. — Поэтому, услышав в трубке гудки, я сорвался. Сев в первый же автобус, я примчался на Нёрребро и распахнул дверь магазина. Там в тот день был Иверсен. Он стоял за прилавком и обслуживал одного из посетителей, однако, увидев меня, широко улыбнулся и поздоровался самым сердечным образом. Это меня немного успокоило. Когда посетитель ушел, Иверсен дружески хлопнул меня по плечу и сказал, что сейчас сходит за отцом. После этого он скрылся в подвале. Прошло немало времени, прежде чем оттуда появился Лука. Он медленно подошел, глядя на меня одновременно испытующе и ласково, и в какое-то мгновение мне даже показалось, что все наконец-то встало на свои места. Однако внезапно выражение его лица изменилось, и он резко спросил, зачем я явился. Потом он сказал, что мне нечего делать в магазине, и велел никогда больше туда не приходить.

Катерина беспокойно заерзала. Такой портрет человека, которого она в течение многих лет воспринимала как своего второго отца, разительно отличался от ее собственных воспоминаний о нем. Как будто речь шла о двух разных людях.

— Совершенно не могу этого понять, — проговорила она, качая головой.

— Я тоже не мог. Поэтому уперся и решил все прояснить. Ведь раз Марианна была мне матерью, то он не мог отрицать, что он — мой отец. Я конечно же наговорил кучу глупостей и обрушил на него град обвинений, но он держался спокойно и дал мне выговориться, прежде чем выложил свой козырь.

Они подъехали к магазину. Йон припарковал машину у тротуара, заглушил мотор, но так и остался сидеть за рулем, глядя на лавку отца.

— Что же он сделал? — спросила Катерина.

Йон поморщился:

— Он сказал, что не может меня видеть. Я, дескать, слишком сильно напоминаю ему мать. Всякий раз, как он видит меня, он вспоминает ее гибель и то, что он не сумел этому воспрепятствовать.

Катерина слышала о самоубийстве Марианны от Иверсена, однако сам Лука никогда при ней ни словом об этом не обмолвился.