Нити магии - Эмили Бейн Мерфи
Дорит тоже встает рядом с Броком, все еще держа в руках деревянную ложку, которой помешивала что-то в кастрюле на плите. Якоб и Лильян придвигаются ближе ко мне, как будто воздвигая защитную стену. Резким движением Брок сбрасывает свою куртку и начинает деловито разрывать ее с громким треском. Я смотрю на него, приоткрыв рот.
– Хм, – говорит он, корча гримасу. – Кажется, эта куртка нуждается в починке. – Он выжидает мгновение, а потом протягивает ее мне. – Не хочешь одолжить мой талисман? – насмешливо спрашивает он.
Якоб ощетинивается и прежде, чем я успеваю что-либо предпринять, хватает куртку и швыряет ее обратно Броку.
– Сам починишь, – говорит он, стоя передо мной в напряженной защитной позе, и я стараюсь не замечать изгибы мышц под его рубашкой.
– Все в порядке, – тихо произношу я и делаю шаг вперед, глядя на слуг, разделившихся на две группы. – Это правда. Я была знакома с Евой и раньше. Но я не шпионю, лишь пытаюсь присматривать за ней. Мы росли вместе, и она мне как сестра, – протягиваю руку за разорванной курткой Брока и тихо добавляю: – В конце концов, кто скажет, как далеко любой из нас может зайти ради своей сестры?
К чести Брока, он выглядит слегка пристыженным, когда отдает мне куртку.
– Я все же собираюсь зашить ее, начертав на шве ужасно грязное слово, – сообщаю ему.
– Ну нет, сначала займись этим, – возражает Нина, врываясь в кухню. – Теплым вечерним платьем для Евы. Господин Вестергард хочет свозить госпожу Вестергард и Еву в парк Тиволи.
Филипп Вестергард все же намерен поехать куда-то с Евой и Хеленой.
Снова.
«Это просто родственная забота», – говорю себе. А парк Тиволи – публичное место, где всегда толпа народа. Он заботится о вдове своего брата и хочет развлечь на праздниках единственных родных людей, которые у него остались.
И все же я ощущаю растущее беспокойство. Его трудно скрыть, даже чувствуя пристальный взгляд Брока на моем лице.
– Ты что-то замышляешь, – повторяет он, хищно улыбаясь и пряча свой талисман в карман. – И я намерен узнать, что именно.
Взяв нож, я поднимаю его на уровень груди, и Брок отступает назад, после чего я ровно срезаю кожуру с грейпфрута.
– Как-нибудь можно добыть билет в Тиволи? – шепчу я Лильян и Якобу.
– Наверное, нам нужно пойти туда вместе, – весело отвечает Лильян. – Послушай, ты же добыла нам билеты на балет, – продолжает она, слизывая варенье с пальцев. – А теперь предоставь дело мне.
Глава шестнадцатая
Филипп.
25 ноября 1866 года.
Парк развлечений Тиволи
Тиволи сияет огнями.
Я сопровождаю Хелену и Еву через сгущающиеся сумерки к деревянным воротам с билетными будками по бокам, за которыми начинается переплетение каналов и рвов, отходящих от озера и тянущихся через весь парк. Отражения газовых фонарей мерцают в черной, точно чернила, воде. Я вздрагиваю от громких криков, и это мгновенно переносит меня обратно на войну. Но визг, раздавшийся сейчас в вечерней темноте, исходит всего лишь от «русских горок». Слышно, как скрипят сочленения опор; когда тележки устремляются по скату вниз, раздаются новые крики, смешиваясь с восторженным смехом. Трещит, вспыхивая, фейерверк. Я перевожу дыхание и ощущаю глубокое чувство удовлетворения.
Дания, прекрасная Дания.
Глаза Евы, идущей рядом со мной, широко распахнуты и горят изумлением. Но Хелена невыносима. Она напряжена даже сильнее, чем обычно в моем присутствии, как будто ее тело сковано льдом. На ней плащ, расшитый цветами, но никаких украшений. Она никогда их не носит, и это задевает меня, словно личное оскорбление.
Может быть, Алекс и спас наши шахты в первый раз, но именно я нашел драгоценные камни и спас нас всех во второй.
Не он.
Я.
Сегодня вечером, пройдя в ворота, я иду на запах миндаля в сахарной глазури и пряного глега. Гравий хрустит у меня под сапогами, когда мы огибаем угол и сталкиваемся с марширующей шеренгой Молодежной гвардии Тиволи: тридцать с лишним детишек, которых еще называют Карликовой Армией, в форменных мундирах. Хелена склоняется к прилавку, чтобы купить Еве пакет орехов и марципана, а потом вопросительно склоняет голову набок, глядя на меня. Я киваю, и она покупает две кружки глега, исходящего паром, после чего протягивает мне мою порцию, и на ее пальцах, как и на запястьях, нет ни единого драгоценного камня.
Алекс еще сильнее любил ее за то, что она не обвешивалась самоцветами из наших копей. Она всегда предпочитала обычные стекляшки нашим роскошным, огромным и сверкающим рубинам или темным сапфирам, игравшим на свету фиолетово-огненными бликами. Но, несмотря на нежелание носить наши драгоценные камни, Хелена получала кров, одежду и еду только благодаря им. Алекс использовал наше новообретенное богатство, чтобы купить поместье в Херсхольме. Также мы подарили матери новые ожерелья и серьги взамен тех, что были проданы во время войны. Мы сидели в лучших ложах театра, глядя, как Хелена танцует на сцене. А на свадьбе Алекса и Хелены самоцветы Вестергардов блистали в прическе моей матери, словно целое созвездие из темных звезд.
Хелена не надела ни одного из них.
– Ты не мог бы прекратить? – неожиданно спрашивает меня Хелена, и ее голос, словно острая сталь, прорезает вечерний воздух. Похоже, я начал мурлыкать «Отважного пехотинца», сам того не замечая. Я прихлебываю свой глег, наблюдая, как фейерверки трещат у нас над головами, оставляя в небесах сверкающие следы из огня и дыма.
– Это магия? – выдыхает Ева, глядя вверх. В ее голосе звучит благоговение, почти страх. Я рассматриваю ее, девчушку, которую Хелена взяла из какого-то сиротского приюта на юге.
– Нет, – отвечаю я. – Это порох.
Похоже, этот ответ успокаивает Еву.
– Ты не любишь магию? – спрашиваю я, глядя на нее, и она качает головой.
– Никто не должен использовать магию, – теперь в ее голосе звучит отвращение. – Это жестоко.
Я смеюсь в изумлении, не успев сдержаться, и она вздрагивает.
– Ты должна знать, что вокруг тебя постоянно трудятся люди, владеющие магией, – сообщаю я ей. – Они работают на тебя. Каждый день.
– Что? – она, похоже, приходит в ужас. – Это неправда!
– Заверяю тебя, это истинная правда, – отвечаю я.
– Но… но разве это не убивает их?
Она смотрит на Хелену, как будто та должна объяснить ей все, дать ответ, который успокоит ее страхи, и я снова усмехаюсь, дивясь такой наивности.
– Да, Хелена, неужели ты не чувствуешь вины? – спрашиваю я и делаю большой глоток глега. – За то, что просишь людей тратить так много магии ради тебя?
Звук шагов и барабанный бой Молодежной гвардии затихает вдали, а на озере играют блики света. Молчание Хелены становится таким тяжелым, что воздух вокруг нее почти застывает.
– Каждый делает свой выбор, – говорит она наконец Еве. – Стоит оно того или нет. Я хорошо плачу́ им.
Ева сглатывает.
– Но ведь… не все, кто работает в этом доме, владеют магией? – она смотрит
