Юрий Алкин - Цена познания

Потом были милые и вместе с тем глубокомысленные разговоры о литературе, во время которых собеседники не переставали восторженно цитировать мои книги. Как ни странно, но, несмотря на то что я не написал ни строчки из этих книг, мне было приятно слушать эти похвалы. И опять меня кольнула эта мысль — а знают ли они о подмене? Не случайны ли эти комментарии? Но все были настолько естественны, что через некоторое время я вообще с трудом помнил о том, что эти люди — актеры. Разговоры сменились шахматной партией, которую я быстро проиграл Двенадцатому. Мой румяный приветливый противник, действительно чем-то неуловимо напоминавший Тесье, мгновенно расстраивал все мои планы своими ловкими быстрыми ходами. К счастью, Пятый никогда не славился искусной игрой, иначе в мою программу обучения, наверное, включили бы это древнее искусство.

После партии последовал ароматный, вкусный обед, не уступающий тем, что подавали в моем любимом «Фламберже». Кухня Господа работала на славу — пища так и таяла во рту. За обедом разгорелся спор о способах получения различных оттенков красок путем смешивания основных цветов. Размахивая блестящей ложкой, Седьмой доказывал, что зеленый цвет получается путем соединения синего и желтого. Мне же почему-то казалось — в результате получится сиреневый. Мы настолько увлеклись беседой, что после еды направились в Розовую Секцию Искусств, для того чтобы положить конец нашему спору экспериментальным путем. Седьмой был невероятно доволен, когда, смешав свои две краски, получил изумительный салатовый оттенок.

Время текло незаметно. Все вокруг были невероятно добрые, отзывчивые, веселые, предупредительные. Вначале я постоянно чувствовал какое-то внутреннее напряжение. Мучительно продумывая каждую фразу, я следил за тем, чтобы не употребить непонятную аналогию, не упомянуть внешний мир, и, наконец, за тем, чтобы не нарушить главный и величайший запрет. Но постепенно обстановка сделала свое. Я расслабился. Чуткая, едва ли не звериная настороженность, владевшая мною во время экзаменов Катру, покинула меня. Не было больше ловушек, хитростей, опасных двусмысленных фраз. А были только милые, приятные люди, с которыми нравилось общаться и среди которых не надо было постоянно ожидать подвоха. И потихоньку подозрительность отошла на второй план, а затем и вовсе растаяла.

Вечером, засыпая, я думал о том, что превосходно справляюсь со своей ролью. За весь день Николь поправила меня только три или четыре раза, и все по мелочам. Я не допустил никаких серьезных нарушений и ни на секунду не вышел из образа. Я был Пятым — приятным собеседником и одаренным писателем, мудрым и бессмертным. Я впитал его образ, проникся им, стал им. Где-то далеко на заднем плане существовало мое старое «я», оглядывалось, удивлялось, пыталось анализировать. Но теперь оно уже не высовывалось при каждой возможности и довольствовалось скромной ролью тихого и безмолвного наблюдателя. Действительность, окружавшая меня, была моим миром, а я — его вечным обитателем. И действительность эта превзошла все мои ожидания. Не зря по соседству проживали Адам и Ева. Я находился в месте, которое с полным правом можно было назвать земным раем. Это была какая-то Аркадия. Уже уплывая в сладкий сон, я с некоторым недоумением вспомнил о своем недавнем любопытстве. Теперь мне было абсолютно безразлично, кто из моих приветливых соседей является Зрителем. И впервые за последние полгода я заснул в полном душевном спокойствии.

На следующий день я столкнулся с Эмилем. Мне хотелось встретиться с ним буквально с первой минуты, но я не знал, где он живет, а расспрашивать об этом других, разумеется, было невозможно. Пока я ломал голову над тем, как бы его найти, а также ругал себя за то, что не догадался узнать его «адрес», имея доступ к камерам, он собственной персоной возник передо мной. Я шел в Секцию Встреч и едва не налетел на него, повернув за угол.

— А, Пятый, как поживаешь? — приветливо бросил он в ответ на мои извинения.

Только тут я понял, с кем говорю. Невнятно пробормотав что-то изрядно глупое, я хотел было протянуть ему руку, но сдержался. Наш мир не знал древнего ритуала рукопожатия. Эмиль, скрытый под маской Десятого, стоял и приветливо смотрел на меня своими прищуренными серыми глазами, как бы говоря: «Я тоже по тебе соскучился, но мы должны играть свои роли». Я наконец пришел в себя и сделал то, что надо было сделать с самого начала — приветственно поднял открытую ладонь и сказал:

— Неплохо. Ну, как твои дела?

— Недурно, недурно… — полупропел он. И тут же сообщил: — Извини, я сейчас спешу, так что давай поговорим в другой раз.

Видимо, на моем лице отразилось разочарование, потому что он встревоженно спросил:

— Или у тебя что-то срочное? Тогда я все отменю.

Я пожал плечами.

— Как тебе удобнее…

— Вот и хорошо, — ответил он и, дружески улыбнувшись, двинулся мимо. Затем обернулся и малопонятно добавил: — Адаму понравилось.

Пока я пытался осмысливать эту информацию, которую он, видимо, считал ценной для меня, Эмиль скрылся за поворотом. Я немного потоптался на месте, но, вспомнив оплошность, допущенную в первый день, быстро продолжил свой путь. Честно говоря, я не ожидал, что наша встреча будет такой короткой и, главное, безразличной. Мне рисовались картины задушевной беседы, полной радостных восклицаний вроде «а помнишь?». А вместо такой встречи старых друзей мне досталось равнодушное «прости, спешу». Разумеется, он не мог вести подобную беседу в коридоре, на глазах у наблюдателей, но ему никто не мешал договориться о встрече или хотя бы поговорить дольше, чем полминуты. В общем, в Секцию Встреч я пришел изрядно обиженным. К счастью, я был уже достаточно натренирован для того, чтобы не демонстрировать всему миру свои чувства, а взирать на всех доброжелательно и благосклонно. Но на душе скребли кошки. Опустившись в свое любимое кресло, то самое, которое мне заранее было предписано полюбить, я попытался сосредоточиться на книге.

Однако чтение давалось с трудом. Негодные кошки не унимались. Из-за их непрекращающейся активности разговор с Эмилем не забывался и раз за разом прокручивался в памяти. Что-то, кроме обиды, не давало мне покоя. Какая-то мысль промелькнула во время нашей беседы и бесследно ушла, поселив гложущее чувство беспокойства. Бывает так, что незначительная фраза или деталь вызывает в памяти какие-то смутные ассоциации, и после этого ходишь часами и пытаешься вспомнить: где же я это видел? От кого же я это слышал? Информация эта сама по себе абсолютно неважна, и, вспомнив ее, тотчас же перестаешь думать и о ней, и о самом вопросе. Но тем не менее мозг настойчиво продолжает искать ответ, пока не находит его. Именно в таком состоянии я находился сейчас.