Юрий Алкин - Цена познания

Ровно в двенадцать, когда я, нетерпеливо поглядывая на часы, безуспешно пытаюсь сосредоточиться на просмотре фотоальбома, в проеме двери вырастает еще один старый знакомый.

— Вы готовы? — спрашивает он вместо приветствия.

— Конечно, готов, милейший Люсьен, — бодро отвечаю я.

— Тогда следуйте за мной, — бесстрастно говорит он и уходит.

И тут я понимаю, что для него я — просто Пятый. Всего лишь одни из нескольких Пятых, которых он повидал, работая здесь. Скорее всего, он даже не знает, что я когда-то был Андре. Эта простая мысль чем-то поражает. Кто-то не знает, что я — Андре. Кто-то считает меня Пятым. А ведь это только начало! Мне еще предстоит встретиться с человеком, который будет искрение полагать, что я бессмертен. Прислушиваясь к этому новому ощущению, я бросаю последний взгляд на свое временное пристанище и налегке шагаю за порог вслед за Люсьеном.

Коридоры, переходы, лифты, вверх, вниз, налево, направо, опять направо, гулкий железный настил под ногами, снова длинный переход, еще один лифт… Пока мы приближаемся к святая святых, у меня постепенно начинает оформляться смутное намерение. Я мысленно прокручиваю перед собой сцену, которая произойдет через минуту. С одной стороны в тамбур войдет Пятый. С другой войду я. Затем мы оба пересечем комнату и исчезнем каждый в своем мире. Возможно, мы даже поздороваемся или кивнем друг другу. Мы будем там наедине. Неужели, если я спрошу его, кто же является Зрителем, он мне не ответит? Он ведь не должен произносить ни слова, достаточно просто растопырить пальцы. Так как он начинал в то время, когда всем было известно, кто такой подопытный, то в его контракт не могло входить условие сохранения этой тайны. Может быть, он даже не предполагает, что это имя неизвестно мне. В таком случае я могу поставить вопрос таким образом, чтобы он и не догадался о том, что выдает секрет. Например, я могу спросить его: «А как поживает наш настоящий бессмертный? Все еще не поменял свой номер?» А он удивится: «А зачем Семнадцатому менять свой номер?» Или что-нибудь в этом роде. Минуту спустя я уже твердо намерен задать Пятому наводящий вопрос.

— Мы пришли, — сухо сообщает Люсьен.

Я озираюсь вокруг. Мы стоим посреди пустого коридора. В обе стороны уходят голые белые стены. Перед нами в стене за стеклом, окаймленным металлической рамкой, находится небольшой красный квадратик, больше всего напоминающий кнопку пожарной сигнализации.

— Не задерживайтесь в этом помещении, — говорит Люсьен, отводя стеклянную крышку вверх и обнажая гладкую выпуклость квадрата.

Я как зачарованный слежу за его рукой.

— Как только за вами закроется дверь, выходите в противоположную сторону. Оттуда вас проведут к себе, — наставительно произносит он и легко прикасается к кнопке.

Невидимая дверь бесшумно скользит вбок. В стене отрывается широкий светлый проход. И тут мне становится не по себе. Вся подготовка закончена. Лишь один, последний шаг отделяет меня от нового мира. И я не уверен в том, что хочу его делать. Настойчивое желание попасть туда, столь навязчиво владевшее мной последние дни, представляется вдруг жалким и смешным. Что ждет меня там, среди чужих, вечно притворяющихся людей? Зачем я так стремлюсь в этот театр гротеска, где все люди — актеры? Но эта минутная слабость мгновенно проходит, как только я вспоминаю о первоначальной причине своего нахождения в этом здании. Деньги. Огромные, невероятные деньги, которые мне заплатят через три года. А красивые слова и милые лица тут ни при чем. И, отбрасывая все сомнения, я делаю этот шаг, даже не взглянув на своего равнодушного провожатого.

Краем глаза я замечаю ненормальную толщину стены, существенно превосходящую толщину стен неприступного банковского сейфа. «У них что там, полигон?» — мелькает в голове нелепая мысль. Мгновение спустя она сменяется любопытством: ведь я нахожусь теперь в комнате, принадлежащей моему новому миру. Назначение ее с точки зрения бессмертных представляется мне весьма туманным. Вся обстановка состоит из квадратного стола, стула на тонких блестящих ножках и небольшой тумбочки в углу. Странные бледно-зеленые разводы покрывают стены и потолок. Я с нетерпением смотрю на дверь перед собой. Сейчас она отворится, и войдет Пятый. И я с ним приятельски поздороваюсь, а затем спрошу. Я уже успел придумать тонкий, изящный вопрос, который заставит его назвать имя Зрителя, даже не догадавшись об этом. Ну давай же, тезка, заходи. Не томи.

Сзади раздается тихий хлопок. Вздрогнув всем телом, я резко оборачиваюсь и в изумлении смотрю туда, где еще секунду назад белел проем. Сейчас вместо него стоит зеленоватая стена. Стоит, как будто всегда была здесь. Все еще не понимая, что произошло, я перевожу взгляд обратно на дверь. И вспоминаю слова Люсьена: «Как только за вами закроется дверь, выходите в противоположную сторону». «А где же Пятый?» — думаю я. И тут же понимаю. Мой предшественник вовсе не должен был встречаться со мной. Он спокойно вышел из этой комнаты в белый безмолвный коридор за минуту до того, как туда привели меня. Вышел для того, чтобы никогда не возвращаться обратно, потому что теперь его место занял я.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава восьмая

— Пятый… Пя-а-а-а-атый… Пора вставать. Утро пришло, — звенел в голове ласковый голос.

Я открыл глаза и непонимающе осмотрелся по сторонам. Кто меня звал? И где я? Мягкая подушка удобно подпирала затуманенную голову. Я откинул скомканное одеяло и, сладко потягиваясь, сел, свесив ноги на пол. Обстановка не вызывала абсолютно никаких воспоминаний. Небольшая комната в голубых тонах, узкая кровать, письменный стол, этажерка с книгами. Как я сюда попал? Ведь вчера утром я просыпался совсем в другом месте.

— Пора вставать, — настойчиво повторил тот же голос.

«Да это же Луазо, — сообразил я. — А комната, в которой я нахожусь, — это мое новое жилище». Мне, наконец, вспомнилось вчерашнее ночное путешествие с Люсьеном, переход в новый мир и последовавший за ним поход в свои апартаменты под бдительным надзором и руководством Луазо. Проходя пустыми сумрачными залами, я не встретил ни одного человека. Царивший вокруг полумрак нагнал на меня сон, и едва зайдя в комнату, я скинул с себя всю одежду и как убитый повалился на кровать. А теперь, очевидно, моя наставница посмотрела на экран и решила, что мне пора вставать. В следующий момент я юркнул под одеяло, чувствуя себя по меньшей мере неловко. Так все это время, пока я голышом потягивался на кровати, она меня видела?! До меня только сейчас стал доходить ужас такого положения. Неужели целых три года кто-то будет следить за каждым моим действием? Об этом ничего не было сказано в контракте. Я косился на одежду, брошенную в противоположном углу комнаты, и, понимая, насколько смешно сейчас выгляжу, проклинал про себя свою недогадливость и беспардонность моих наблюдателей.