Трофей некроманта - Гоблин MeXXanik
— Да, Елена Анатольевна приходила по делам.
— Арина Родионовна должна быть в курсе ваших встреч, — заявила Яблокова. — Поверь, я знаю, о чем говорю. Нечаева может быть благоразумной и понимающей, но никто не отменял обычной девичьей ревности.
— Вы правы. И потому я поговорил с Ариной Родионовной, рассказав ей о своих делах со Свиридовой.
— Взрослеешь, Чехов… — усмехнулась женщина. — Неужто сам догадался?
— Морозов помог.
— Этот хитрый лис знает толк в интригах. Хорошо, что он любит твою бабушку и потому никогда не причинит тебе вреда. В ином случае нам бы пришлось его… того, — Людмила Федоровна провела пальцем по горлу и сделала страшные глаза.
— Чего «того»? — давясь от смеха, уточнил я.
— Того самого! Пришибить, чтобы не болтал лишнего. Он слишком много знает.
— Вы опасная женщина, — произнес я с показным ужасом.
— Спасибо, — улыбнулась соседка и кокетливо поправила воротник платья.
Я направился в дом. Он встретил меня тишиной. Поднявшись на второй этаж, я сел за стол в гостиной и рассеянно уставился в окно.
За спиной послышались приглушенные шаги, и я, не оборачиваясь, спросил:
— Людмила Федоровна, вы что-нибудь помните про ту банду, которая боролась с преступностью?
— Вот зачем, Павел Филиппович, такое на ночь вспоминать? — послышался голос Яблоковой. — Помню, конечно. А с чего ты про нее вспоминать надумал?
— Да решил сегодня закрыть одно дело, и привлек к этому Митрича, — ответил я.
Женщина подошла к столу, водрузила на него вазу с водой. Рядом поставила корзину с цветами и принялась обрезать с каждого цветка лишние листья и веточки. Я же пересказал ей разговор с монархистами в «нехорошей» квартире, и биографию миньона, которую он поведал нам с Фомой в машине.
Яблокова покачала головой:
— Не повезло ребяткам. А могли бы легализовать состояние, и жить припеваючи. Кстати, Митрич не сказал, где он клад припрятал?
Она обернулась ко мне, с интересом ожидая ответа. И я покачал головой:
— Нет. А я не уточнял.
Яблокова тяжело вздохнула и заняла кресло рядом с моим.
— И немалые деньги снова прошли мимо бюджета семьи… Так ты, Павел Филиппович, капиталы не приумножишь!
— А что дали эти деньги Митричу с Лешим? — уточнил я. И сам ответил на свой вопрос: — Шальные они, на них кровь и слезы. От таких денег счастья не прибавится.
— Тоже верно, — согласилась Людмила Федоровна.
— Так что вы думаете по поводу этой банды? — я вернулся к теме разговора.
Женщина несколько мгновений молчала, затем неохотно произнесла:
— Про этих людей в мои времена много слухов ходило. Сложно было определить, где правда, а где вымысел. Но действовали они профессионально. Военные или жандармы, которых беззаконие довело до крайней меры. Да и всех подряд они не убивали. Только тех, кто все разумные границы переходил. Зато делали это всегда показательно, словно казнили, чтобы другим урок был.
— Разве их не искали разбойные люди?
— Искали. Предлагали даже большие деньги за информацию про них. Вот только народные мстители, как их окрестили, понимали, как и что делать. И растворялись, будто и не было их. И за пару лет они сделали так, что их боялся весь криминальный Петроград.
— И даже вы?
Людмила Фёдоровна вздохнула:
— И даже я, — призналась она. — Ты пойми, Павел, как бы высоко каждый из нас не поднимался и какие бы люди за ним не стояли, смерть грозит каждому из нас. У меня тоже была охрана, были силы, равных которым в столице сложно было найти. Однако плохое случилось и со мной…
Женщина по привычке хотела скрыть отметину на лбу, но вовремя вспомнила про челку и вернула руку на подлокотник кресла.
— Я никогда не творила по-настоящему гадких вещей, Павел. Да, я держала ломбарды и игорные дома. Были у меня проститутошные — мой грех. Но я никогда не позволяла использовать труд детей. Не продавала сирот и не позволяла обижать моих девочек. Все знали, что Виноградовских трогать нельзя, иначе я накажу за такое. И платила я своим работникам щедро. Чтобы никто не вздумал сбежать от меня к конкурентам.
— Полагаю, что вы это делали не от страха перед наказанием, — предположил я.
— Тут ты прав, — не стала спорить женщина. — Те, кто опускается до грязных денег, делает это не потому что их на это вынудили обстоятельства. Я уверена, что каждый делает то, к чему у него есть склонность. Митрич решил сгубить человека, чтобы не сдохнуть с голоду. Сложно его за это судить. Но он точно знал зачем берет в бега третьего. И это был его выбор.
Мне вдруг захотелось спросить соседку о том, что произошло с ней в тот роковой день, когда она получила смертельную рану. Она как-то обмолвилась, что подпустила к себе человека, которому доверяла, и это стало для нее роковой ошибкой. Однако я прикусил язык, решив, что не стоит задавать этот вопрос сейчас. Пусть Людмила Федоровна сама решит когда ей поведать об этом печальном событии.
— Интересно, почему эта банда не взялась за «большую тройку»? — решил я сменить тему.
— Ты про «Сынов», монархистов и «кадетов»? — уточнила соседка.
— Про них, — я кивнул. — Они ведь могли во времена Смуты под шумок изничтожить всех.
— «Сыны» и «Кадеты» всегда позиционировали себя защитниками простого народа. Когда банда заходила в район, там устанавливался относительный порядок. А монархисты наверняка были под присмотром жандармов. Или кого повыше.
Я вспомнил рассказ Елены Анатольевны Свиридовой про дела, которыми занимался ее отец, и кивнул.
— Твой отец уже занимал пост начальника охранного отделения,