Максим Марух - Игра Лазаря

Значит, сражение Сенса с мобильником заметил не только Лазарь.

– Да я дал ему денег, попросил сгонять в ларёк за водой, чипсами и ещё кое-чем... – объяснял Сенс на ходу. – Ну и напоследок «пьянчужка», «пьянчужка»...

Дара сразу почуяла неладное:

– Давно?

– Уж часа три, как.

Дара ахнула, и Лазарь её понимал. От их дома до ларька, где все деревенские регулярно затаривались нехитрой снедью, алкоголем и сигаретами десять минут пешком. От силы пятнадцать, если по снегу. Желая выяснить, куда мальчишка истратил остальные два с половиной часа, Лазарь отложил маркер и тоже отправился в коридор.

2

Обе двери в тамбур были нараспашку открыты. В узком коридоре гулял пронизывающий ветер. Сквозняком в дом намело порядочно снега. Снежинки летали по кафельному полу, оседали на обуви, лавках, проникали в прихожую. Большая их часть поблёскивала на двуцветной болоньевой куртке, брошенной прямо посреди тамбура.

Мальчишка вёл неравный бой с обувью в прихожей. Прыгая на одной ноге, он пытался сдёрнуть мокрый от снега ботинок с другой. Уже побеждённый ботинок одиноко валялся неподалёку в окружении лепёшек снега. Длинный чёрный носок торчал из голенища наружу, точно язык мёртвой твари. Пакеты с покупками лежали у входной двери.

– Там пол холодный, – объяснил Марс, пританцовывая на месте.

Наконец, второй ботинок соскочил с ноги, и тоже с носком. Подозрительно пошатываясь, мальчишка прошлёпал босиком к первому ботинку, вынул носок, проделала то же самое со вторым, после чего плюхнулся прямо на пол и принялся натягивать носки на ноги.

Сенсор выскочил в тамбур, подхватил пакеты с покупками и вернулся обратно, попутно закрыв обе двери. Дарения прошагала к Марсу и наклонилась над ним. Даже со своей позиции Лазарь видел, как шевелятся крылья её тоненького носа.

– Он пил, – констатировала она, выпрямляясь. Повернулась к Лазарю и Сенсу, и повторила таким тоном, будто её могли неправильно понять: – Он пил!

– Ну, я же пьянчужка... – задиристо отозвался с пола Марс. На обветренных губах играла нахальная улыбка.

Дара так резко развернулась к нему, что Лазарь почти поверил: сейчас она пнёт его ногой. Видимо, мальчишка тоже в это поверил. Он шарахнулся в сторону, попутно втягивая голову в плечи. Подзатыльник пришёлся вскользь и сбил синюю вязаную шапку. Белёсые волосы взъерошились над макушкой путаным ирокезом.

В глубине инсона Лазарь никогда не верил, что затея с «пьянчужками» закончится добром. Мальчишка поступает так не из чувства противоречия, поэтому обратная психология здесь не катит. Мальчишка поступает так потому, что хочет заострить внимание на проблеме, которая его гложет.

Пацан распущенно захихикал и вернулся к носкам.

– Живо в свою комнату, – приказала Дара сквозь зубы. – Протрезвеешь – поговорим. Тебя, пьянчужка, ждёт такое наказание...

– …что ни в сказке сказать, ни пером описать! – закончил Марсен, сотрясаясь от смеха, и получил ещё один подзатыльник.

Парень встал и собрался уходить, но Лазарь остановил его:

– Трезветь можно и в другой комнате. Пойдёшь с нами.

Марс замер и уставился на Лазаря. Подозревающий взгляд пьяного ребёнка – то ещё зрелище.

Дара выждала несколько секунд, потом снова обратилась к Марсу:

– В комнату, я сказала!

– А я сказал: нет. Он мне нужен.

Глаза Марса расширились ещё больше.

– Заканчивай уже, Лазарь, – устало проговорила Дара. – Потом поиздеваешься. Я не желаю видеть его пьяную физиономию…

– Тогда отвернись. Повторяю ещё раз: он мне нужен. Он часть команды. А деньги на спиртное надо отрабатывать.

Марсен повернул к Даре встрёпанную голову, как бы испрашивая её разрешения подчиниться.

Чуть подумав, Дара процедила:

– Сядешь на полу.

3

Теперь в комнате явственно витал запах перегара. Марсен устроился на ковре, привалившись спиной к подлокотнику дивана. Его одолевала жуткая икота – то ли от холода, то ли от градуса. С губ не сползала придурковатая ухмылочка.

Лазарь вернул в левую руку бутерброд, в правую маркер. Поднёс маркер к мольберту и жирно выделил вертикальную дугу Дары.

– Итак, возвращаемся к безоару. Что они не поделили с отчимом? От чего или от кого он пытался её уберечь? И за что не может простить? Всё это здесь – наш безоар прячется именно тут.

– Лучше бы там плакат с женской грудью прятался, – вяло пошутил Сенс. – С ним хоть понятно, что делать...

– Кому голая грудь, а кому голый торс в кубиках, – заметила Дара и менторски добавила: – Их сейчас только на плакате и увидишь. В зубатой действительности сплошь пивные брюхи.

Лазарь заговорщически подмигнул Сенсу:

– Это она про нас. Понятное дело, кубики простым силиконом ведь не накачать. Хотя...

Он вдруг застыл в изумлении, и жующие челюсти остановились вместе с ним. Как обычно, снизошедшее озарение напоминало сильный приступ диареи. Оно скручивало так же невыносимо, и от него так же невыносимо хотелось бежать туда, где это озарение могло найти себе выход. Пивные брюха... Ну, конечно! И как он раньше об этом не подумал?

Внезапно все части головоломного механизма, ещё минуту назад казавшегося диковинным инопланетным устройством, на глазах превратились в звенья заурядного, по-кулибински земного предмета. И всего-то надо было перевернуть стержневую деталь с головы на ноги. С Играми всегда так. Сначала тёмный лес, ничего не понятно. Потом, дерево за деревом, лес начинает валиться, и не успеешь оглянуться – ты уже на открытой просеке.

Приглушённый голос Сенсора вернул Лазаря к действительности:

– Ты там не подавился?

Лазарь дожевал кусок бутерброда и поставил тарелку на пол.

– Вы знали, что дедуктивный метод Шерлока Холмса в действительности был индуктивным? – обратился он к друзьям. – Это когда логический переход осуществляется от частного к общему, а не наоборот.

– Знали, – неожиданно сказал Сенс.

– Серьёзно?

– Ну, не совсем. Я всегда думал, что то, о чём ты сейчас говоришь, и есть дедукция. А индукция – это вообще из физики. Ну да ладно, продолжай.

Лазарь размашистым шагом обошёл мольберт и отправился к камину. Остановился перед закопчённым зевом, отгороженным кованой решёткой, и просунул руку в одну из керамических вазочек, выстроившихся в ряд на полке.

– Если мои опасения оправдаются, Сенс, продолжение тебе не понравится.

Не нашарив искомого в первой вазочке, Лазарь принялся обыскивать соседнюю.

– Почему? – не понял тот.

– Всякая птица имеет клюв, – Лазарь двигался вдоль полки приставными шагами и запускал руки во всё, что попадалось по пути. – Колибри имеет клюв. Колибри – птица. В этом категорическом силлогизме есть две посылки. Первая, про клюв – это предикат. Вторая, про колибри – это субъект. Наш предикат абсолютно правомерен, из чего мы со стопроцентной вероятностью можем заключить, что колибри – птица. Чехарда начинается, когда предикат выражен некорректно. Например, если он не вполне исчерпывающий или, наоборот, слишком общий. Допустим, если утверждать, что каждая птица имеет крылья, то в птицы легко можно записать летучую мышь или самолёт. Или твой гроб на колёсах.