Нил Гейман - Сыновья Ананси

Как у всех разумных созданий, у Толстяка Чарли была своя шкала странности. В иные дни кривая уходила в красную зону, а порой ее зашкаливало. Сейчас измеритель вышел из строя. С этого момента, подумал Толстяк Чарли, меня уже ничто не может удивить. Никакие странные сверхстранности. Хватит.

Конечно, он ошибался.

Толстяк Чарли посмотрел вслед уходящей Дейзи и прошел за Грэмом Коутсом в его кабинет.

Грэм Коутс плотно закрыл дверь, уселся на краешке стола и улыбнулся как хорек, который только что понял, что его случайно на всю ночь заперли в курятнике.

– Давайте напрямую, – сказал он. – Карты на стол. Не будем ходить вокруг да около. Назовем, – сказал он немного подумав, – вещи своими именами.

– Ладно, – сказал Толстяк Чарли. – Давайте. Вы говорили, я должен что-то подписать?

– Утверждение более не действительно[31]. Выбросьте из головы. Давайте лучше обсудим то, на что вы указали мне несколько дней назад. Вы предупредили меня о некоторых необычных операциях, которые имели место быть.

– Правда?

– Не рой другому, как говорится, яму. Естественно, первым моим побуждением было во всем разобраться. Вот чем вызван визит детектива-констебля Дей. И то, что я обнаружил, вряд ли, как я подозреваю, вас удивит.

– Не удивит?

– Конечно нет. Действительно, как вы и отметили, Чарльз, имеются определенные признаки финансовых нарушений. Но увы – переменчивый перст возмездия определенно указывает лишь в одном направлении.

– Лишь в одном?

– Лишь в одном.

Толстяк Чарли был растерян.

– И в каком?

Грэм Коутс пытался выглядеть озабоченным, то есть так, словно он действительно озабочен, и на его лице было выражение, как у младенца, которому нужно срыгнуть.

– В вашем, Чарльз. Полиция подозревает вас.

– Ага, – сказал Толстяк Чарли, – конечно подозревает. Сегодня весь день такой.

И отправился домой.

Дверь открыл Паук. Начался дождь, и Толстяк Чарли стоял перед ним мятый и промокший.

– Значит, – сказал Толстяк Чарли, – теперь я могу вернуться, да?

– Я не стал бы тебе препятствовать, – сказал Паук. – Это, в конце концов, твой дом. Где ты провел ночь?

– Ты прекрасно знаешь, где я ее провел. Я пытался вернуться домой. Не знаю, какую магию ты на мне испробовал.

– Это была не магия, – оскорбился Паук. – Это было чудо.

Толстяк Чарли отпихнул его и затопал по лестнице. Он вошел в ванную, вставил пробку и открыл кран. Потом выглянул в коридор.

– Мне плевать, как это называется! Ты занимаешься этим в моем доме и вчера не пустил меня домой.

Он снял позавчерашние шмотки и снова высунул голову из-за двери.

– А на работе я под следствием. Ты говорил Грэму Коутсу про финансовые нарушения?

– Конечно говорил, – сказал Паук.

– Ха! А теперь он подозревает меня, вот что!

– Ой, не думаю, – сказал Паук.

– Много ты знаешь, – сказал Толстяк Чарли. – Я говорил с ним. К делу подключена полиция. А еще Рози. У нас с тобой будет долгий разговор о Рози, когда я выйду из ванной. Но сперва я собираюсь в нее зайти. Всю ночь на ногах, только поспал немного на заднем сиденье такси. А когда проснулся, было пять утра, и мой водитель превратился в Тревиса Бикла[32]. Разговаривал сам с собой. Я ему сказал, что он может отказаться от поисков Максвелл-гарденс, потому что эта ночь явно не для поисков Максвелл-гарденс, и в конце концов он согласился, и мы позавтракали в одном из тех мест, где завтракают таксисты. Яйца, бобы, сосиски, тост и чай, такой крепкий, что в нем ложка стоит. А когда он рассказал другим таксистам, что всю ночь колесил в поисках Максвелл-гарденс, блин, я думал, прольется кровь. Но нет. Хотя в какой-то момент было очень близко к тому.

Толстяк Чарли остановился, чтобы перевести дыхание. Паук выглядел виноватым.

– После, – сказал Толстяк Чарли. – После ванны.

И захлопнул дверь.

Забрался в ванну.

Жалобно взвыл.

Выбрался из ванны.

Закрыл кран.

Обернул вокруг пояса полотенце и открыл дверь.

– Нет горячей воды, – сказал он очень-очень спокойно. – У тебя есть какие-нибудь версии, почему у нас нет горячей воды?

Паук все еще стоял в коридоре. Он даже не пошевелился.

– Это из-за джакузи, – сказал он. – Извини.

– Ну хотя бы с Рози ты не, – сказал Толстяк Чарли. – В смысле, она не…

И тут он увидел лицо Паука.

– Я хочу, чтобы ты убрался! – сказал Толстяк Чарли. – Из моей жизни. Из жизни Рози. Совсем.

– Мне здесь нравится, – сказал Паук.

– Да ты мне жизнь херишь!

– Грубо. – Паук прошел по коридору и открыл дверь в комнату для гостей. Коридор залило золотым солнечным светом, а потом дверь закрылась.

Толстяк Чарли помыл голову холодной водой, почистил зубы, перерыл корзину с грязным бельем, пока не нашел джинсы и футболку, которые в силу того, что находились на дне, могли сойти за чистые. Он натянул их, а поверх футболки надел фиолетовый свитер с медвежонком на груди, который ему подарила мать и который он никогда не носил, а выбросить не решался.

Он прошел в конец коридора.

Через дверь проникали звуки баса и ударных: бум-чагга-бум.

Толстяк Чарли с силой подергал дверную ручку. Дверь не поддавалась.

– Если не откроешь, – сказал он, – я ее сломаю.

Дверь отворилась без предупреждения, и Толстяк Чарли ввалился прямо в пустую кладовую в конце коридора. В окне виднелась стена соседнего дома, хотя видно ее было плохо из-за дождя, хлеставшего по стеклу.

Тем не менее где-то буквально за стеной слишком громко играла музыка: вся кладовая тряслась от далекого бум-чагга-бум.

– Отлично, – начал Толстяк Чарли, приглашая к разговору. – Ты, конечно, понимаешь, что это означает объявление войны.

То был боевой клич кролика, которого довели до ручки. Кое-где люди верят, что Ананси был кроликом-трикстером[33]. Конечно, они ошибаются, ведь он паук. Может показаться, что этих созданий легко отличить друг от друга, но их путают чаще, чем мы думаем.

Толстяк Чарли прошел в спальню, вытащил из прикроватной тумбочки паспорт. Бумажник он нашел там же, где оставил: в ванной.

Он вышел на улицу, в дождь, и поймал такси.

– Куда?

– Хитроу, – сказал Толстяк Чарли.

– Сделаем, – сказал таксист. – Какой терминал?

– Понятия не имею, – признался Толстяк Чарли, который понимал, что ему-то это должно быть известно: в конце концов, прошло всего несколько дней. – А откуда вылетают во Флориду?

Грэм Коутс начал планировать свое исчезновение из славного агентства Грэма Коутса еще в те времена, когда Джон Мейджор был премьер-министром. Все хорошее когда-нибудь кончается. Рано или поздно, как Грэм Коутс собственной персоной был бы счастлив вас уверить, даже курица, несущая золотые яйца, попадает в суп. И хотя план его был хорош – заранее ведь не знаешь, когда тебе понадобится исчезнуть без предупреждения – и он понимал, к чему все идет, грозовым облаком скапливаясь на горизонте, но момент отъезда оттягивал до последнего.