Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие (СИ) - Булаев Вадим
С удивлением обнаружив, что кофе в стаканчике закончился, инспектор сходил к автомату и взял ещё пару стаканчиков. Себе и другу.
Хотелось ещё горячего, да и соображалось с ним легче.
— Одержимость по нашей части. Верно. Взглянуть бы на... — сказать «орудия преступления» Иванов не решился, потому что орудием вроде как люди выступали. А «инициаторы» или «зачинщики» — усомнился. В его сознании побитые спортсмены плохо увязывались с бытовыми предметами обихода. Предпочёл обтекаемое, — вещички.
— Уже, — Антон без пауз перешёл к второй дозе кофеина. — Карпович проверил. Говорит — непростые безделушки. Полуартефакты. Силы в них много, и вся одна схожая. В одинаковых пропорциях. Словно кто-то умышленно накачал, по регламенту. Как сахар порционно развесил. И ещё, шеф сделал интересную ремарку. Сообщил, будто приятные они. Дословно не вспомню, но смысл примерно такой «хочется обнять и любоваться», что бы это ни значило. Производитель, как ты понимаешь, пока сохраняет инкогнито. Я не о том...
— А о чём?
— Что делать станем, дружище? Твои времена, твои правила.
От такого логического выверта Серёга подавился. Закашлялся, а от мягких похлопываний товарищеской руки по спине ещё и озверел. Ишь, заботливый, паразит... Инициативу спихивает.
Обычно, на подобные хитрости Швец пускался редко. И обычно для этого имелась очень веская причина.
— Колись, что случилось? С чего бы ты прятался за моей широкой спиной?
Признание далось призраку не сразу, затребовав обязательных вздохов, траурных взглядов вдаль и прочих демонстраций эмоционального упадка.
— С шефом поругался. Вдрызг. Я ему, только про отмазку от тюрьмы услышал, вежливо так намекаю: «А не использовать ли вам, дражайший Фрол Карпович, образ какого-нибудь генерала из министерства? Заявиться к местным шишкам, красиво распедалить их по всем фронтам, чтобы от одержимых отвязались?! Ну а мы с Серёгой, своими скудными умишками, уж как-нибудь выловим тайного артефактора. Не извольте сомневаться».
— Угу. И?
— Ругателен наш обожаемый боярин и гневлив. Послал, короче. Велел самим разбираться. Он, оказывается, по должностной инструкции не обязан подчинённым хвосты заносить и задницы подтирать. В общем, теперь это для Карповича дело принципа, заставить нас...
— Тебя. Я ни при чём, — злопамятно уточнил Иванов, отыгрываясь за столь долгую прелюдию и то, что некоторые детали из напарника пришлось почти клещами вытаскивать.
— Хорошо. Я. И ты. По отдельности. Но спросят комплексно... Серый, не расчёсывай мне нервы! — стаканчик в руке Швеца обличительно указал на сослуживца. — Я реально не представляю, каким образом отмазать людей. На тебя вся надежда.
Но инспектор продолжал занудствовать:
— Ты с Карповичем закусился до или после того, как он боевую задачу нарезал?
— Во время, — нехотя признался Антон. — Ближе к «до». Шеф психанул и...
— И спихнул всю головную боль нам, используя любимейший принцип естественного отбора принудительным образом. Как котят в прорубь кинул. Кто выплыл — тот и молодец. А ты, проще говоря, догавкался, спустив язык с привязи.
Отказываясь признавать объективность обвинений, Швец непокорно тряхнул шевелюрой, одним махом допил кофе и досадливо, с хрустом, смял пустой стаканчик, открыл рот для гневной отповеди.
Постоял, глубоко дыша и еле сдерживаясь от ссоры с напарником, а вскоре и вовсе передумал скандалить:
— Ну... как бы... да. А чего он работу выдумывает?! Ему появиться, бородой потрясти умеючи, и дело в шляпе. У меня таких ксив и полномочий, как у Карповича, нет и не было. Превратиться в кого-то важного — могу, конечно. Но, чтобы говорить с полковником на равных, нужно самому быть не ниже полковника по должности или опыту. В противном случае расколют как семечку, как обезьяна орех... Всё что мне известно о высшем командном составе после милиции и армии — надо выглядеть значительно, говорить через губу, в обязательном порядке уметь орать на подчинённых и еб..., — он осёкся, припоминая цензурный эпитет из-за проходящей мимо пары с маленьким ребёнком, — пороть всех вокруг по поводу и без, чтобы не расслаблялись. Орать и материться я ещё смогу, а вот базарить по уровню… поймут, что стопроцентная липа. Потому высокий чин из меня так себе, на двоечку с минусом. Практики нет.
Мотивация руководства прояснялась всё отчётливее. Подчинённый инициативно вылез с указаниями, пусть и неглупыми, но позабыл о чинопочитании. А для старорежимных замашек Фрола Карповича это оказалось похуже выверенного плевка в лицо.
Теперь Антон расплачивается за... скорее, в назидание на будущее.
— Эге... И мог бы помочь — не захочет из вредности, — безжалостно добил Серёга ни к месту взбалмошного призрака. — Разве что на коленях приползём, землю целуя. Зато о результатах спросит по всей строгости.
— Ага. Утопил. Доволен?
— Забей. Какая разница, почему напряг шеф? У него должность такая, напрягательная.
Подобная перемена в настроении Иванова обуславливалась тем, что сколько ни спорь, а работу работать надо. Да и сослуживец в чём-то прав. Заведомое усложнение производственного процесса не может радовать исполнителя, что бы он ни говорил вслух.
Почуяв конструктив, Швец переборол себя и извинился:
— Ты прости, что так... Сам не ожидал.
— Нормально. Я вот о чём думаю, — для удобства Сергей начал загибать пальцы. Завёл он такую привычку. — Вещи сделали людей одержимыми. Вещи привели их к троице спортсменов. Вещи выступили в роли оружия. С твоих слов, заметь, ни кулаки, ни ноги не применялись. Опять же, уработать троих спортсменов — надо суметь. Или организованной внезапностью побеждать, или впадать в боевое безумие наподобие берсеркского, при этом нафиг отключив инстинкт самосохранения. А там куда кривая вывезет. Без подготовки одного вчетвером отлупить, ну двух — я ещё поверю. Но троицу, до госпитализации... Выходит, вещи или мстили за что-то потерпевшим, или некто ставил своеобразный эксперимент, цели которого пока неизвестны.
Свежеиспечённые версии вызвали у Швеца полное одобрение, однако реалистичнее, по его мнению, выглядела изначальная:
— Склоняюсь к мести. Исхожу из принципа «хотели бы убить — убили». А четыре на три — не серьёзно. Далее... Настроить предметы на конкретных людей — тут или прицельное заклятие требуется, или... — призрак запнулся, неопределённо пожал плечами, — какое-то другое сильное колдовство. Предлагаю искать создателя. Сам начудил — сам пусть и отвечает за содеянное. От уголовных дел по ходу подумаем, как отмазаться. В любом случае, следствие уже возбудилось. Номера присвоены, формы заполнены. Так что обычным отказным не отделаемся.
— Подозреваемые в камере или на подписке?
— Вроде на подписке, — неуверенно протянул сослуживец. — Хочешь побеседовать?
— В последнюю очередь. С ними наверняка Карпович общался. При всей его склочности, он бы подличать не стал. Поделился бы ценными сведениями.
— Не поспоришь.
— Вот-вот. Можешь спереть что-нибудь из вещдоков? — выступил Сергей с инициативой. — Для изучения? Потом вернём.
Антон неопределённо хмыкнул, прикидывая, после кивнул.
— Думаю, да. Но когда — не знаю. В сейф я без ключей не попаду. Придётся для начала как-то открыть, потом закрыть, потом...
— Иди, — отмахнулся инспектор. — Медвежатничай(*). Я в тебя верю. Встречаемся у меня дома.
***
Для изучения призрак умудрился добыть разбитую вдребезги губную гармошку. Современную, из жёлтой пластмассы, со следами крови на сколах.
Вещдок, согласно правилам, хранился в опечатанном пакете, однако острый маникюр и женская ловкость кицунэ позволили извлечь останки музыкального инструмента без порчи упаковки.
Гармошка торжественно легла на поднос, предоставленный всё той же Машей, ревниво оберегающей чистоту скатерти.
— Устроим мозговой штурм? — оптимистично предложил Швец, косясь на чайник и холодильник одновременно.
— Погоди. Мне понять надо эту хреновину, — Сергей, позабыв предложить угощение другу или, хотя бы, дежурный чай, уже приступил к анализу, поводя Печатью над подносом. — Аура мощная. Даже не аура, а... больше на включенную лампочку похоже. Внутри словно уголёк угнездился.
