Бывших мам не бывает - Кристина Юрьевна Юраш
– Мы возле дома! – заметил Тео, глядя на меня умоляющими глазами. – Папа не узнает! Тем более, он уехал.
– И как ты предлагаешь это сделать? – спросила я, глядя на призрака.
– Ты должна взять паровозик, а поскольку я к нему привязан, то ты просто вынесешь его из дома. Мы с тобой чуть-чуть походим! Совсем капельку! А?
Я понимала, что ребенка держать в четырех стенах нельзя. Но с другой стороны осознавала опасность.
– А если вдруг за тобой придут? – спросила я, вспоминая жутких ворон в парке.
– А мы будем держать дверь открытой, и сразу в дом! – предложил Тео. – Папа даже не узнает! Мы дверь закроем, и все! И открывать не будем! Ну пожалуйста…
Невозможно смотреть в глаза ребенку, который видел улицу только из окна. Я представила, как бедный мальчик знает в этом доме каждый угол.
– Ну только быстро! – выдохнула я, понимая, что иду на огромный риск. Но нельзя же ребенка держать десятилетиями в четырех стенах.
– Ура! – обрадовался Тео и обнял меня.
Глава 37
Внутри не унималась буря. Я, словно, заново пережил весь ужас произошедшего. Один вопрос, который мучил меня все это время, так и не давал покоя. Словно нож он проворачивался в сердце, причиняя мучительные страдания.
Зачем ты ушла тогда? Неужели ты не верила в мои силы? Неужели ты не верила, что я смогу вернуть вас обратно к жизни? С каких пор ты стала мне не верить?
Я вспомнил чувство, когда держал в руках няню и ужаснулся ему. Это был не бесплотный призрак. Прикосновение к ней не отдавало холодом. Она была живая, теплая и волнующая…
Я сам виноват. Это я позволил зайти слишком далеко. Нужно было еще в тот день развернуть ее и дождаться пожилую добрую няню. Нельзя было давать ей шанс! – со злостью выдохнул я, открывая двери на улицу.
Осмотревшись, я медленно шел по аллее, чувствуя прохладное дыхание ветра. Он словно врывался в мою душу. Я сам превратился в призрака. Сердце все еще бешено стучало. Я грыз себя за слабость, которая чуть не стала причиной предательства.
– Это просто обида за последний поступок покойной жены, толкнула меня на безрассудства, – ускорив шаг, скрипнул зубами я. – За то, что она решила уйти и отнять у меня сына. Но я не должен опускаться до предательства. Не должен. Не должен!
Подчинившись порыву, я сжал кулаки. Словно пытаюсь удержать в нем счастливые мгновения.
Я помнил тонкую руку с обручальным кольцом, которую я покрывал поцелуями. Помню взгляд глубоких глаз, в которых стояла хрустальная вода. Счастливую улыбку, которую она прятала, стыдясь своего счастья. И белоснежное кружево, которое прятало взволнованное дыхание… Это был самый счастливый день моей жизни. Любое слово, которое срывалось с ее нежно – розовых губ вызывало на сердце страстный ожог.
В день, когда на свет появился Тео, я стоял на коленях перед ее кроватью и держал ее руку. Она сама попросила об этом. Каждый ее крик, каждое сжатие руки, заставляли мое сердце взрываться. На меня с укором смотрели горничные и повитуха…
“Сэр! Вам нельзя здесь находиться! Это сугубо женское дело! Вы можете подождать в коридоре!”.
Разве я могу ждать в коридоре? Я сжимал бледную руку, а она сжимала мою. А потом я покрывал ее обессиленную руку поцелуями, а уставший и счастливый взгляд жены и крик новорожденного был для меня лучшей наградой.
Мне хотелось в этот момент обнять ее, прижать к себе, но я понимал, как важно ей восстановить силы… Поэтому сидел на полу рядом и гладил ее руку. Я кормил ее с ложечки бульоном, выносил на прогулку, мог часами наблюдать, как маленький сморщенный сверток угуает на ее груди.
– Сэр! – послышался голос, когда дверь кабинета скрипнула. Немолодой мужчина вошел, робко озираясь. – Я пришел сообщить вам ужасную новость.
Его рука стянула шляпу с головы.
Ваша карета упала в воду. Кучера выловили, а ваша жена и сын… – голос запнулся, но глаза незнакомца сказали все остальное.
Я помню, как они лежали рядом, не разжимая рук. Я запретил к ним прикасаться. А потом стоял на коленях среди горящих свечей, склонив голову к белой руке, которая все еще прижимала к груди сына.
“Мистер Олатерн. Может, вы позволите похоронить их…”, – робкий стук в дверь и заикающийся голос служанки заставил меня поднять голову. Никакая магия на свете не могла вернуть их к жизни, а мне оставалось просить у них прощения, что в тот день меня не было с ними рядом.
Я бы выбил окно тонущей кареты. Я бы смог вытащить их… Просто в тот день рядом с ними не было меня. У них не хватило силы и времени выдавить это стекло…
“Он сидит так уже третьи сутки, мэм. Мы пытались с ним поговорить, но… лорд раздавлен горем. Может быть, вам удастся, мэм?”, – послышался голос в коридоре, а я снова оторвал голову от пьедестала.
Я умолял, чтобы смерть пришла как можно скорее и забрала меня тоже! Зачем мне жизнь, если я потерял все?
Дверь тихонько скрипнула, а на пороге появилась миссис Рутгерс. Я помню, как пожилая соседка зашла в комнату, а сквозняк двери чуть не потушил свечи. Пламя колыхнулось.
– Мальчик мой, – послышался голос, а старушка положила руку мне на плечо. Я поднял на нее бессонные, выплаканные глаза, а она лицо улыбнулась. – Ты не сможешь их вернуть… Постарайся просто отпустить…
– Нет, – рявкнул я, глядя на нее из-за шторки спутанных волос.
Она присела в кресло. Голос ее был тихим и ласковым. Она говорила многое. Про то, что это – неотъемлемая часть жизни. Про то, что я ни в чем не виноват. Она держала мою руку в своей сухонькой руке. И голос ее убаюкивал, словно голос матери.
– Ты должен понять, что это просто оболочка… А их души уже далеко… – шептала она. – Отпусти оболочку, мальчик мой…
Она увидела разложенные книги и покачала головой.
– Если ты воспользуешться ими, то это же будут уже не они? – ласково заметила миссис Рутгерс. – Это будут послушные куклы. Так что лучше не надо…
Она говорила правильные вещи, я понимал их, но принимать отказывался. Всем сердцем противился мысли, что потерял их навсегда.
– Мне кажется, что у смерти нет сердца, – прошептал я. – Иначе бы она не забирала тех, кого любят.
– Ну, мальчик мой, над каждой смертью есть изначальная смерть. Он решает сам… – задумчиво произнесла миссис Рутгерс. – Но ты не думал о том, что у смерти большое сердце? Раз она принимает все, вне зависимости от того, как он прожил жизнь. Она умеет прощать и злодеев, и обнимать невинных детей? Мне кажется, что у смерти огромное сердце, в котором есть место
