Дело о философском камне (СИ) - Лариса Куницына
— То есть он был мошенником? — задумчиво уточнил де Фуа, хмуро глядя на Марка. — А как же гвоздь, ведь он стал золотым?
— Или это золотая копия вашего гвоздя, — пожал плечами Марк. — У этого шарлатана было достаточно времени, чтоб сделать слепок и отлить из золота точно такой же гвоздь. К тому же он, как выяснилось, обманывал не только вас, и драгоценного металла у него было достаточно.
— И ты точно не нашёл там философский камень? — заинтересованно уточнил маркиз де Лианкур.
Похоже, эта ситуация его забавляла, хотя, не исключено, что он просто радовался, что сам не оказался жертвой столь грубого обмана.
— Я полагаю, то, что принимали за философский камень, на самом деле было порошком киновари, который при добавлении в тигль, выделял определённое количество ртути. А золото присутствовало там изначально.
— А рецепт? Ты точно не нашёл там рецепт? — не унимался де Фуа, сурово взглянув на него.
— Я нашёл там нечто, похожее на рецепт, но знающие алхимики сказали, что это фальшивка.
— Значит, он тебе не нужен! — воскликнул старый граф. — Я за него заплатил и имею право его получить. Даже если это фальшивка.
— Вы никак не можете расстаться со своими надеждами заполучить секрет? — усмехнулся Марк и поднялся, чтоб сходить в кабинет, где в глубине сейфа до сих пор валялся этот странный листок.
Он вручил его старику и тот, вполне удовлетворённый, спрятал его на груди, как драгоценность. Марк проводил их до самой двери и, прощаясь, испытал некоторое облегчение. Однако уже через несколько дней эта навязчивая история снова напомнила ему о себе.
Это был тёмный вечер, и Марк намеревался провести его дома в тепле и покое. Мадлен отправилась во дворец, где в этот вечер вдовствующая королева Элеонора собирала свой попечительский совет, чтоб обсудить с дамами дела благотворительности. Шарль отпросился из дома, чтоб навестить матушку, живущую в нижней части города. Капитан де Ланьяк тоже отправился по делам, отпустив своих рыцарей в увольнительную, оставив на всякий случай двоих в доме де Лорма. Эдам затерялся где-то на хозяйственной половине, и Марк подозревал, что он уже тайком сбежал в какой-нибудь трактир или стучит о стол меченными костями в каком-нибудь притоне. Сам он присел у камина в своей гостиной с книгой, и погрузился в довольно запутанное, но интересное повествование о рыцаре, прошедшем три военные компании под знамёнами короля Генриха.
Он сам не заметил, как увлёкся этой авантюрной историей, сдобренной простоватым юмором, и потому не сразу заметил вошедшего в комнату Модестайна. Тот вежливо кашлянул и, когда хозяин поднял на него несколько рассеянный взгляд, сообщил о только что доставленном послании от маркиза де Лианкура. Причём на словах посыльный передал, что маркиз настаивает на прочтении письма немедленно. Марк хмыкнул, с некоторым сожалением отложил в сторону книгу и взял письмо. Дед, не тратя времени на излишние расшаркивания, призывал его срочно явиться в дом графа де Фуа на улице Монтегю.
Марк устало закатил глаза, понимая, что должен подчиниться. Немного подумав, он решил, что на сей раз обойдётся без провожатых. Было темно, но улица Монтегю располагалась буквально в нескольких кварталах. К тому же последнее время никто не стремился сократить его жизненный путь, потому он приказал лакею принести ему плащ и меч и ничего не говорить сидевшим в комнатке рядом с нижним холлом рыцарям де Ланьяка.
Он вышел через заднюю дверь на улицу принцессы Оливии и сразу же свернул в переулок, который вёл в сторону Монтегю. Вечер был тёплым и тихим. Яркие фонарики горели над нарядными подъездами обитавшей в этой части города знати. Большие фонари освещали улицу и по ней не спеша прогуливались поздние гуляки, торопливо пробегали слуги и иногда, гордо подбоченившись проезжали нарядные всадники на высоких конях.
Дом де Фуа мало отличался от других, соседствующих с ним домов. Он был таким же добротным, нарядным и сравнительно небольшим, хоть и имел три этажа с окантованными лепным орнаментом окнами. Марк поднялся на широкое крыльцо и, взяв прикованный цепочкой молоточек, постучал им по звонкому гонгу, извещая о своём прибытии.
Дверь открылась сразу, и он вошёл в большой, богато украшенный холл, где его уже ждали наряженные в алые ливреи привратник и лакей, который тут же принял у него меч и плащ, передал всё это привратнику и жестом предложил сиятельному гостю следовать за собой.
Граф де Фуа лежал в своей постели, обложенный подушками, он был бледен и выглядел печальным. Рядом в резном кресле сидел маркиз де Лианкур и с сочувствием смотрел на него. Едва увидев эту картину, Марк понял, что с де Фуа случилась какая-то неприятность, и старики намерены навесить обязанность разгребать всё это на него. Он разозлился и, не изображая особой учтивости, с порога проворчал:
— Ну, что ещё случилось?
Маркиз бросил на него настороженный взгляд, а Марк прошёл в спальню и, поклонившись обоим старцам, сел в кресло у окна, не дожидаясь приглашения. Де Фуа взглянул на него слегка озадаченно, а потом тут же прикрыл глаза и произнёс слабым голосом:
— Увы, мой мальчик, у меня случилось несчастье. Я был жестоко обманут и оскорблён в лучших чувствах. Сердце моё разбито на старости лет, и я снова вынужден просить тебя о помощи.
Марк молча смотрел на него, не считая нужным повторять вопрос, который задал на пороге. Де Фуа, не дождавшись проявления участия, тяжко вздохнул и начал свой горестный рассказ.
— Видишь ли, Марк, не так давно я имел неосторожность приветить в своём доме некую особу, которую считал вполне благонадёжной. Я встретил её случайно на улице. Вернее сказать, она едва не попала под колёса моей кареты, упала в грязь, испачкала платье и ободрала руки. Не то, чтоб я был так уж чувствителен к подобным вещам, но всё же не мог проехать мимо, не удостоверившись, что с этой бедняжкой всё в порядке. Я выглянул в окно и увидел, как она поднимается. На первый взгляд в ней не было ничего особенного, да и одета она была небогато: в тёмное суконное платье и грубые кружева, но когда она подняла на меня взгляд, я потерял дар речи! Марк, она была невероятно хороша собой: бледное узкое лицо, огромные чёрные глаза с длинными пушистыми ресницами и смоляные волосы. И при этом ни следа кокетства или попытки приукрасить себя! Она кротко извинилась за то, что помешала мне проехать и уже хотела идти дальше, но я её остановил. Я предложил подвезти её, но она
