Олег Лукьянов - На одной далёкой планете

— Кто? — механически повторила она.

— Гомункулус, искусственный человек.

— Не может быть, Володя, — ошеломленно покачала головой Лидочка. Сделать искусственного человека не: возможно!

Она все еще надеялась, что неправильно поняла Володю, что он вкладывает какой-то иной смысл в слова «гомункулус» и «искусственный».

— Правильно. Невозможно искусственным путем создать полноценного человека, а урода можно. Мой двойник — урод.

— И в чем же… его уродство?

— Он лишен способности чувствовать.

— Я это знаю, — сказала, кивая, Лидочка. — Он крайне бесчувственный человек, даже детей не любит. Но такие люди бывают.

— Тут не совсем то, Лидочка, — принялся объяснять Володя. — Тут надо понимать буквально. Плоть, из которой состоит тело моего двойника, принципиально лишена способности чувствовать. Вернее сказать, все физиологические реакции, сопутствующие ощущению, у него есть, а само ощущение, чувство, как индивидуальное психическое переживание, полностью отсутствует. Он не знает, что такое боль, наслаждение, любовь, страх, как слепорожденный не знает, что такое цвета. Он в миллион раз совершеннее любого самого сложного современного робота и в то же время примитивнее растения, потому что растения, как и все живое, обладают способностью чувствовать.

— Какой ужас! — пролепетала Лидочка. — Значит, он несчастный человек, инвалид, а я…

— Ни в коем случае! В этом мы с Гончаровым давно разобрались. Несчастным можно считать лишь того, кто сознает свою ущербность. А он, наоборот, считает себя самым совершенным человеком, а всех остальных уродами.

— Вообще-то правильно, — согласилась, подумав, Лидочка. — Он действительно добрых и чувствительных людей считает уродами. Говорит, что они естественные отходы развития и что будущее за такими личностями, как он.

— Вот видишь! Это тяжелая ошибка, что он появился на свет, но мы тут не совсем виноваты. Нужда заставила. Помнишь, я говорил тебе о Юрии?

В этот момент в прихожей снова зазвенел звонок.

— Гончаров, — сказал Володя, вставая.

…Вошли Володя и его друг-хирург. Гончаров был в расстегнутом пальто, без шарфа и вид имел слегка взъерошенный. Видно, Володя поднял его с постели своим телефонным звонком, и он очень торопился. Он поздоровался с Лидочкой, как со старой знакомой, совсем не удивившись, что она здесь, и сел на стул.

— Значит, не успел?

— Не успели, Дмитрий Александрович, только что ушел, — сказал Володя.

— Жаль… Хотелось бы увидеть. А где он остановился, не спросили?

— Не догадался спросить. У нас тут разговор на повышенных тонах вышел. Он ведь за Лидочкой приехал. Она его жена, представьте себе.

— Понятно, — сказал Гончаров, опять не удивившись. — И сколько же вы с ним прожили? — спросил он Лидочку.

— Год, — сказала Лидочка.

Гончаров сочувственно помычал, качая головой.

— Угораздило вас… Приношу вам свои извинения, Лидия Ивановна, это целиком моя вина. Никак не мог предположить, что он вздумает жениться.

— А я не жалею, — сказала Лидочка. — Зато мы с Володей познакомились.

— Да уж, пожалуй, единственное оправдание этому уникальному эксперименту. Вы теперь представляете для нас ценнейший источник информации, если только этично употреблять это понятие применительно к такому случаю.

— Я вам все расскажу, — пообещала Лидочка, — только сначала вы мне о нем расскажите, а то я ничего не знаю.

— Потерпи немного, сейчас все узнаешь, — сказал Володя. — Я пойду кофе поставлю.

Через пять минут они сидели втроем за столом, пили кофе, и мужчины, дополняя друг друга, рассказывали Лидочке удивительную историю о высокоразвитой допотопной цивилизации, несчастном Юрии Колесникове, которого пытался спасти хирург Гончаров, о том, к какому необыкновенному средству он прибег и как в результате появился гомункулус…

— Жил на белом свете один врач-хирург… — так начал свой рассказ Гончаров. — Он много оперировал, а в свободное время занимался проблемами трансплантации, то есть пересадки органов. Он был кандидатом наук и имел свою лабораторию при институте, в которой проводил опыты на животных. Результаты этих опытов он опубликовал в отдельной работе, имевшей определенный успех у специалистов.

— Блестящая была работа, — сказал в этом месте Володя, — ее перевели на несколько иностранных языков.

— Да, работа была неплохая, — согласился Гончаров, — но центральной проблемы она все же не решала.

Гончаров имел в виду проблему тканевой несовместимости, с которой знаком в наше время каждый. Все знают об опытах по пересадке человеческого сердца, проводимых за рубежом. Дмитрий Александрович относился к таким опытам отрицательно, считая безнравственным давать приговоренным, по сути, к смерти людям ложную надежду. Как известно, больные с пересаженными сердцами долго не живут, да и живут ли? Скорее мучаются… Поэтому сам Гончаров экспериментировал только на животных. Дела у него шли успешно, но решить до конца проклятую проблему он все же не мог. Животные с чужими легкими, почками, сердцами жили дольше, чем люди, но потом все-таки умирали.

Как-то на одной врачебной конференции Гончаров услышал сообщение о сделанной за рубежом уникальной операции по пересадке сердца, которая закончилась полным успехом. Два однояйцевых близнеца (так называют близнецов, выросших из одной оплодотворенной клетки) попали в автомобильную катастрофу. Одному размозжило голову, другой получил травму сердца. Первый умер сразу, второго еще можно было спасти. Врач, недолго сомневаясь, пересадил ему сердце брата. Сердце прижилось, как свое. Пострадавший полностью выздоровел.

Сообщение вызвало огромный интерес у собравшихся. Стали говорить о проблеме взаимозаменяемости, о создании в будущем банка для хранения органов, взятых у только что умерших, об искусственных органах, которые когда-нибудь, в отдаленном будущем, научатся выращивать.

Больше всех новость взволновала Гончарова, и вот почему.

Тут начиналась область, далекая от медицины, история погибшей цивилизации, над которой последнее время размышлял Гончаров. Дело получилось такое. За год до этой конференции Гончаров в качестве члена жилищного кооператива принимал участие в работах по сносу старых домов и обнаружил в одном из подвалов сундук, набитый разным хламом. На дне сундука лежала перевязанная крест-накрест рукопись. Судя по внешнему виду и старой орфографии, ей было не меньше ста лет. С трудом разбирая мелкий, убористый почерк, Гончаров прочел на выбор несколько страниц. Это был какой-то исторический труд. Речь шла о некоем народе, якобы обитавшем в районе Памира двадцать тысяч лет назад и впоследствии бесследно исчезнувшем. Неизвестный автор (рукопись была без начала и конца) называл этих людей палеопамирцами и утверждал, что они обладали совершенно невероятными знаниями, полученными ими чуть ли не от пришельцев из космоса. Рукопись заинтересовала Гончарова, и он забрал ее, хотя и не принял всерьез, сочтя написанное фантазиями какого-нибудь выжившего из ума чудака.