Андрей Ильин - Девять негритят

— Да. Но при чем здесь это?

— Ни при чем, — улыбнулся вошедший в роль и во вкус Рональд Селлерс. — Я лишь хочу подчеркнуть, что у вас не было причин любить американцев.

Омура Хакимото пожал плечами, позволяя собеседнику думать все, что тому заблагорассудится.

Следующий вопрос был безобидный.

Но лишь на первый взгляд.

— Вы помните свою мать?

— При чем здесь это?

— Вы помните свою мать? — повторил вопрос Рональд Селлерс, но уже другим, более настойчивым тоном.

Потому что возле этого вопроса агент Гарри Трэш поставил три восклицательных знака.

— Нет. Она умерла, когда мне не исполнилось еще и месяца. Поэтому я не могу помнить ее.

— Отчего она умерла?

— Это не имеет никакого отношения к произошедшему. Это касается только меня и моей семьи.

— Вы в этом так уверены?

И вновь Омура, в нарушение японских традиций, взглянул Рональду прямо в лицо. Но, к сожалению, тот в отличие от инструктировавшего его агента Гарри Трэша не умел читать по глазам.

— Если вам так интересно… она умерла от лучевой болезни, — ответил, вновь замирая и отводя взгляд, Омура Хакимото. — Она получила большую дозу радиоактивного излучения, потому что жила в городе Нагасаки, который разбомбили ваши земляки.

— А вы?

— Я — тоже. Но я тогда еще не родился. Я получил облучение еще до рождения, находясь в ее утробе.

Рональд Селлерс чуть стушевался. Все-таки ему было далеко до Гарри Трэша, хотя он и задавал его вопросы.

Действительно, у Омура Хакимото были причины не любить американцев! Его мать, ее отец и ее мать и младший брат погибли в результате бомбардировки мирного японского города Нагасаки. Его отец — командир эскадрильи летчиков-камикадзе — покончил с собой. Он сам, находясь в утробе матери, получил дозу радиации, которая лишила его возможности иметь детей. Из всего своего рода он остался один. И остался бесплодным!

Теперь он умирал. От рака, который, как считали врачи, явился последствием того давнего облучения.

Американцы убили его близких, его самого и его так и не родившихся детей. Американцы под самый корень уничтожили целый древний японский род!..

Но все равно, все равно это еще не повод убивать первого встретившегося на пути американца, перерезая ему самурайским мечом глотку!..

Да, его родственников убили американцы, но это было давно и это была война…

ЯПОНИЯ. ГОРОД НАГАСАКИ

— Над целью, — сообщил штурман бомбардировщика «Б-29».

Внизу раскинулся японский город. Тогда — никому не известный. До их полета не известный.

Сверху он выглядел неправильным, расползшимся во все стороны пятном — кляксой на карте! Внутри которой, если присмотреться, можно было различить отдельные прямые, пересекаюшиеся друг с другом линии.

Улицы.

По которым сейчас, наверное, ходили не подозревающие о том, что их ждет, япошки.

— Правее десять, — сказал в микрофон, закрепленный в шлемофоне, штурман, корректируя пилота.

— Понял — право десять!

— Так держать…

Эту бомбу нужно было сбросить очень точно. Точно посредине города. Такое было у них полетное задание.

Японской авиации они не боялись, ее уже почти не было, в небе на всех высотах господствовали американцы. А те редкие зенитки, которые били с земли, причинить им никакого вреда не могли.

— Сброс! — сказал штурман.

— Понял — сброс, — подтвердил пилот.

Створки бомболюка разошлись в стороны, и вниз, сорвавшись с держателей, скользнула черная туша бомбы.

— Принимайте подарочек от дяди Сэма! — весело крикнул ей вслед штурман.

Сделав резкий вираж, бомбардировщик стал набирать высоту и скорость, уходя из-под взрыва.

У всех было отличное настроение: задание было выполнено — «подарочек» доставлен и положен точно в цель! А самое главное, все были живы и скорее всего уже останутся живы, потому что война кончится не сегодня завтра…

Когда сзади встал черный гриб, они были уже далеко. Были на безопасном расстоянии. Но их все равно изрядно тряхнуло, отчего пилот крепче вцепился в штурвал и чертыхнулся, выправляя клюнувший носом к земле бомбардировщик.

Вот это бомбочка!..

Штурман во все глаза смотрел на все растущий, вытягивающийся страшным жгутом гриб и только диву давался.

Ай да американцы, какую штуковину придумали!..

Что будет с людьми там, в эпицентре взрыва, он не думал. Потому что там были не люди, там были враги — японцы…

Те, кто умер сразу, взрыва не услышали. Потому что раньше сгорели. Даже не дотла, не до пепла — до ничего! До пустоты! Им повезло больше других, потому что они ничего не успели понять и ничего не почувствовали.

Те, кто были дальше, мучились дольше. Тысячи японцев — мужчин, женщин, стариков, детей — корчились в смертных муках, заживо обугливаясь. Они умирали довольно долго, лишенные кожи и волос, сгоревшие, но еще не умершие, еще страдающие. К их окровавленному, не защищенному кожей и одеждой голому мясу прилипал раскаленный, взметенный в небо взрывной волной пепел, выжигая плоть до самых костей.

Единый, состоящий из тысяч криков и проклятий, вопль поднялся над городом.

Все, что могло гореть, — горело!

Что не могло — плавилось!

Все, что было живое, — умирало!..

В наступившем сумраке среди горящих домов метались люди. И среди них, придерживая себя руками за огромный, выпирающий живот, спотыкаясь на дымящихся, горящих обломках, падая и вставая, носилась женщина.

Мать Омура Хакимото.

Она выбежала из дома, когда тот уже горел. Она выбежала, а когда вспомнила, что там остались ее мать, ее отец и младший брат, было уже слишком поздно. Вернуться туда она не могла!

Ее дом сгорел на ее глазах вместе с ее близкими. И запах гари и сгоревшей человеческой плоти преследовал ее всю оставшуюся и очень короткую жизнь.

Она брела среди руин, которые еще час назад были городом, на каждом шагу видя обугленные, иногда тлеющие трупы, видела маленьких детей со сгоревшими руками и ногами, со сгоревшими лицами. Еще живых, кричащих, просящих помощи. Мимо нее, задевая ее и сшибая с ног, метались голые, обгоревшие люди, которые, наступая на битое стекло, на железную арматуру, протыкали себе насквозь ноги и, разбрызгивая кровь, бежали дальше, не чувствуя боли, потому что эта боль заглушалась другой, более страшной болью.

Если на свете существует ад, то она его уже видела.

Он был там — в Нагасаки…

Она родила через неделю.

А еще через три умерла в страшных муках.

Хотя не была ни в чем виновата. И ее ребенок, который получил свою дозу, и тысячи других детей тоже не были ни в чем виноваты!..