Тайная сторона Игры - Василий Павлович Щепетнёв
Ничего, караульный у ворот привел в сознание: затребовал пропуск и смотрел сурово, нерадостно. Как на чужих.
Тезка Аз козырнул постоянным пропуском, а про Орехина сказал, что это с ним. Солдат неохотно махнул рукой, и двое других из караульной службы отодвинули рогатку, чтобы проехать можно было.
Они и проехали, но недалеко. Лошадей пришлось оставить на площадке, где уже стояло с полдюжины возков. Ничего, кучер присмотрит.
Дальше шли пешком, впрочем недалеко. Орехин озирался по сторонам — ну, как увидит товарища Троцкого или товарища Дзержинского.
Но вожди Орехину что-то не попадались, а попадались невзрачные граждане, бабы, даже дети. И улочка была под стать обыкновенным московским улочкам, и снег валил точно так же, как и за пределами Кремля, только чистили его не бебе, а красноармейцы. Оно понятно, кого другого, а бебе в Кремле вывели начисто. А пригонять из города опасно. Еще бомбу пронесут за пазухой, да и подорвут какого-нибудь вождя.
— Вы здесь часто бываете? — спросил Сашка Арехина.
— Не часто, но бываю, — ответил тезка Аз и тут же раскланялся с пожилой теткой в шубе и с пуховым платком на голове.
— Вы к Володе? — спросила та Арехина.
— Нет, с Владимиром Ильичом у нас назначено на завтра, Надежда Константиновна.
— Ах, да. Время летит — не ухватишь. Спасибо вам, голубчик, Владимир Ильич так радовался в прошлый раз, так радовался! Остался, говорит, порох в пороховницах, если самого Арехина запутал!
— Пороха у Владимира Ильича на трех Арехиных хватит, — без улыбки ответил тезка.
— Хватит-то хватит, но слишком много дел навалилось. Остальные ведь, сами знаете, больше с речами выступают, — и она поспешила дальше.
— Владимир Ильич — это… — Орехин перешел на шепот, хотя на дюжину шагов вокруг не было ни души.
— Он самый, — кивнул Арехин.
— И вы… вы с ним встречаетесь?
— Иногда, — коротко ответил тезка, и Сашка понял — дальше расспрашивать не стоит.
Они подошли к дому, выкрашенному голубой краской, а местами и золотой, отчего дом казался необыкновенно нарядным. Да, это настоящий Кремль!
— К юбилею династии постарались, — видя восхищение тезки Он, сказал Арехин.
— Юбилею?
— Трехсотлетию дома Романовых. До сих пор как новенький.
Они поднялись по ступеням, Арехин показал пропуск очередному красноармейцу, тот франтовато сделал артикул винтовкой со штыком, то ли приветствуя, то ли милостиво пропуская, и они вошли внутрь.
Здесь было чисто. И ковер на лестнице не хуже, чем в Арехинском доме, и целых три веничка было, валенки от снега обметать, и плакат на стене: «Вытирайте ноги!»
Валенок у Орехина не было, ходил в обмотках, но он и обмотки обмел. Арехин же носил высокие кожаные ботинки на меху, и тоже обмел, да еще потопал ногами, чтобы от подошв отлетело. Калош тезка Аз уже не носил — то ли украли последние, то ли по зимнему времени чисто было, то ли просто к таким ботинкам калоши не шли, а может, стал опролетариваться.
Гардероб не работал, вешалки с номерками стояли пустынными рядами, отделенные барьером из дуба. Чтобы не выскочили да не набросились на входящих, шутейно подумал Орехин. Памятник буржуазии.
Они поднялись во второй этаж, опять показали пропуск караульному, уже без винтовки, зато с маузером.
— Кровь? — спросил караульный у Арехина, показав на Сашку.
Арехин только головой качнул, и солдат, невиданное дело, поперхнулся.
— Извиняюсь, товарищи. Просто велено срочно, не теряя не минуты… Извиняюсь.
Они пошли дальше. Сашке здание немного напоминало родной МУС, только труба повыше, да дым погуще. Оно и понятно — Кремль!
В углу, в месте скромном, но уютном, их остановил еще один, вида совершенно штатского, с длинными волосами, в сиреневом френче, и опять же при маузере.
— Вы — товарищ Арехин? — спросил он тезку Аз.
— Да.
— Александр Васильевич ждет вас. А спутнику вашему придется подождать здесь.
Подождать, так подождать. Сашка и здесь чувствовал себя на седьмом небе, особенно, когда увидел идущего по коридору усатого человека. Никак, Буденный? Он вытянулся, отдал честь. Усатый усмехнулся, кивнул.
Осчастливленный, Сашка решил пройтись по коридору — энергия, бурлившая в жилах, требовала движения. Вдруг еще кого увидишь?
Далеко Орехин, правда, не ушел. Заглянул за угол, и тут к нему подскочила девушка.
— Вас прислали, правда?
— Меня? Да, прислали!
— Отлично, проходите, все готово, одного вас и ждут, — и она повлекла его за руку в кабинет. Другая девушка и парень в кожанке помогли Орехину снять шинель и провели в смежную комнату. Тот, ошеломленный, не знал, что сказать. Вдруг в Кремле так и положено обращаться с народом? Теперь не царские сатрапы вокруг, а лучшие из людей.
Здесь его осмотрел доктор в накрахмаленном белом халате, обстукал, обслушал, кивнул благосклонно:
— Хороший парень.
Хорошего парня Сашку провели в третью комнатку, совсем небольшую, да еще перегороженную ширмочкой, уложили на кушетку.
— Сейчас у вас возьмут немного крови. Это не больно и неопасно, — сказал доктор.
Да он до капли бы всю кровь отдал, конечно. Только непонятно всё как-то…
В растерянности Орехин лег, как велели, на кушетку. Руку перетянули резиновым жгутом, воткнули в жилу толстую иглу.
— Вы отвернитесь, — сказал доктор, — что тут смотреть.
Сашка и отвернулся.
От иглы шла трубочка к какой-то штуковине из стекла и блестящей стали, а от той штуковины другая трубочка уходила за ширму. Не такая уж и белоснежная эта ширма, Сашка заметил на ней буроватые капли. Никак, засохшая кровь?
— Скоро? — прозвучал голос из-за ширмы.
— Начинаем, Александр Александрович, — поспешно сказал доктор, — уже.
Александр Александрович? Тезка Аз? Нет, никак может быть. Да и голос другой. Высокий, почти бабий.
Трубочки были красной резины, непрозрачные, но стеклянно-блестящая штуковина у врача наполнилась кровью. Его, Орехина, кровью. Врач нажал на поршень, и кровь потихоньку стала покидать хитрое приспособление. Ага! У него, значит, кровь берут и тому, за ширмой, вливают. Хитро! Наверное, это новый способ лечения израненных в боях героев.
Орехину ради героев крови не жалко, герой с героем всегда кровью поделится, будут они кровными братьями — он и, например, Буденный. Только там и не Буденный. А вдруг… А вдруг Троцкий? Или Ленин? Нет, Ленин — Владимир Ильич, а Троцкий тоже не Александр
