Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти
– Мое имя? Нет, надеюсь. Мне достаточно, чтобы повсюду звучало имя инквизиции.
Когда паланкин унесли, Эймерик вернулся к хозяйке, расплатился и попросил свечу на ночь. Женщина проводила его в узкое высокое сооружение из камня и дерева, которое стояло рядом с таверной, сбоку от конюшен.
– Ваша комната на последнем этаже, отец, там, где есть терраса. Если хотите, могу вас прово… – она оборвала фразу на полуслове, увидев, как Эймерик наклонился и поднял что-то с земли. – Вы нашли монету?
Инквизитор разжал кулак.
– Нет. Это уголек, – потом, ничего не объясняя, взял свечу из рук трактирщицы. – Идите спать. Я сам найду комнату.
Домишко был мрачным, а ступеньки угрожающе скрипели под ногами. Эймерик миновал два пролета лестницы с низкой деревянной балюстрадой и остановился на последнем этаже; вход в его комнату был занавешен шторкой из полосок ткани. Все убранство составляла охапка сена, на которую падал лунный свет из незакрытой двери, выходившей на длинную террасу с соломенным навесом вместо крыши. К счастью, было не холодно.
Эймерик настолько устал, что не мог собрать в единую картину и проанализировать все эмоции прошедшего дня, от эйфории до страха. Он вышел на террасу и окинул взглядом вереницы крыш, погруженных в глубокую тишину. Вдруг с улицы послышался какой-то шум. Инквизитору показалось, что это пробежала трактирщица и скрылась за углом – очень странно, ведь в такой поздний час она рискует наткнуться на караул. Но видение было слишком мимолетным, и Эймерик списал его на усталость, тут же выбросив из головы. Порыв ветра задул свечу.
Даже сама мысль о том, что придется спать на соломе, наверняка кишащей вшами, вызывала у него отвращение. Он предпочел лечь на террасе, накрылся рясой и положил руку под голову. Хотел было помолиться, но почти сразу провалился в сон, живительный и глубокий.
Инквизитора разбудил звон колокола, где-то неподалеку пробившего Первый час. Чувствуя боль во всем теле, он поднялся, все еще не в силах разлепить глаза. Солнце уже ярко светило, но еще не грело. Эймерика охватила дрожь, которую удалось унять, энергично похлопав руками по бокам. И тут он вспомнил про уголек, и про то, зачем его поднял.
Эймерик подошел к соломе и сдернул простыню. Вши так и посыпались в разные стороны – видимо, вчерашние опасения были не напрасны. С отвращением он оторвал квадратный кусок ткани и долго тряс его на террасе, чтобы избавиться от последних паразитов. Потом опустился на колени, стряхнул с рясы прилипшие соломины и начал рисовать на тряпке угольком.
Закончив, инквизитор вышел на улицу и увидел трактирщицу, которая стояла к нему спиной и разговаривала с юношей в потрепанной одежде. Вспомнив то, что видел ночью, отец Николас нырнул обратно в дом и прислушался. Но смог уловить только обрывки разговора.
– Нас было, по меньшей мере, двести, там, в лесу. Потрясающе, – говорила трактирщица.
– И она… появилась? – голос юноши немного дрожал.
– Да. Она была видна даже четче, чем в прошлый раз. Огромная, размером с гору, а туника покрывала весь город. Но это только начало, – тут трактирщица перешла на шепот, и Эймерик не расслышал больше ни слова. Он вышел из укрытия и направился в Альхаферию.
В это время на улицах уже царило оживление, а в голове инквизитора крутились тысячи мыслей. О себе – например, о том, что за четыре дня он так и не нашел времени побрить бороду; о странном поведении трактирщицы, об огромной фигуре в небе, двулицых детях, о повитухе; о дальнейших шагах, которые надо сделать, чтобы упрочить свое положение, завоеванное с таким трудом. Перед лицом подобных сложностей любой другой почувствовал бы себя растерянным; но Эймерик рассуждал в высшей степени рационально и, обозначив проблему, разрабатывал порядок действий и выделял вопросы, требующие наибольшего внимания. Такая стратегия помогала ему преодолеть страх перед пугающими явлениями, которые он видел собственными глазами; выключая эмоции, инквизитор аккуратно раскладывал факты по коробочкам логики вместе с предположениями, взаимосвязями и подсказками. Но какие же невероятные усилия требовались для того, чтобы привести свои мысли в столь строгий порядок!
Утром ничего примечательного не произошло. Придя в Альхаферию, Эймерик сразу поинтересовался, какие дела в первой половине дня требуют его обязательного участия. Быстро переговорил с отцом Арнау, который вскоре приступил к исполнению своего врачебного долга, и отправился на поиски нескольких братьев – регента, приора и послушников. Наиболее примечательным стал разговор с доминиканцем, занимавшимся пошивом одежды – маленьким лысым сгорбленным человечком с влажными, как у олененка, глазами.
– Сможете вышить это к Девятому часу? – спросил Эймерик, разворачивая кусок холста, изрисованный углем.
Портной наморщил лоб.
– Рисунок очень сложный, магистр. Не знаю, успею ли…
– Все прекрасно знают о вашем мастерстве, – с усмешкой сказал Эймерик, – и о скорости тоже. За работу. Вышейте черным на белой ткани.
– Какого размера?
– С половину простыни. Мы поднимем его на древке; я хочу, чтобы было видно издалека.
– Будет сделано, – поклонился портной.
Потом Эймерик нашел плотника и переговорил с ним с глазу на глаз, правда, разговор несколько раз рисковал перерасти в ссору; после этого сходил в суд и взял у нотариусов список заключенных. Наконец спустился в трапезную, находившуюся во внутреннем дворике, где обедали как придворные, так и инквизиторы. Поел соленого мяса ягненка с хлебом, пригубив немного вина. Выходя в соседний дворик через подковообразную арку, Эймерик обнаружил, что подготовка к послеобеденной церемонии в самом разгаре. Фасад церкви Святого Мартина Турского был наполовину затянут черными полотнищами, а небольшая толпа придворных, чиновников Казначейства и священнослужителей всех орденов уже ожидала перед входом.
До церемонии оставалось еще довольно много времени. Эймерик вышел из замка и принялся без цели бродить по подъездной дорожке, а потом присел под пожухшей от палящего солнца кроной дерева. Он понимал, что меньше чем через час решится его судьба, на чашу весов будут поставлены победы, с таким трудом завоеванные накануне. Инквизитор знал, что он силен – силен, потому что привык полагаться только на себя. И эта вера в свои силы была настолько твердой, что порой помогала справиться с отчаянием, уязвляющим его гордость.
Заметив вдалеке крестьянку, занятую сбором жалких овощей, нашедших в себе силы взрасти на этой бесплодной почве, Эймерик вспомнил странное поведение трактирщицы. Он видел, как она крадучись спешит куда-то ночью, и слышал рассказ о гигантском силуэте – вроде того, что явился его собственным глазам. Ну, по крайней мере, теперь есть тот, с кого можно начать расследование. Но сейчас время думать о другом.
