Судья и палач - Елизавета Берестова
— Разве это законно — на других чародеев нападать? — не удержалась от замечания Рина.
— Незаконно, но допустимо. Пока никто не пострадал, ситуация вне нашей юрисдикции, а если иное — тебе и судить, и карать по статусу положено, — ответил инквизитор, — а я прослежу, чтобы кара была заслуженная. Ни больше, ни меньше.
У Толстого не выходил из головы образ исчезнувшей на глазах Зинаиды героической души. Алеут перестал бы уважать себя, если бы позволил чужому мнению, в особенности мнению мутного церковника, повлиять на свои представления о людях и нелюдях, поэтому предпринял ещё попытку.
— Ежели чародей в городе менее трёх суток пробудет, то к вам, Викентий Константинович, ему идти не обязательно? — невинно спросил он, — может он проездом к родне заглянуть или по служебной надобности наведаться?
— Отвечу, — недовольно проговорил инквизитор, — может.
— А вы сразу его почувствуете, или как там у вас бывает.
— Как бы у нас ни бывало, — сощурился отец Викентий, — я его сразу не почувствую. Если метров за пятьсот, возможно. В двухстах — непременно. Ваше приближение, полковник, я ещё у будки с мороженым уловил. С чародеями, спешу предвосхитить следующий ваш вопрос, сложнее. Если он не хочет, чтобы другие люди знали, кто он, без специальных амулетов либо ритуала ничего не узнаешь. На сим прощаюсь, — он встал и аккуратно оправил брюки на коленях, — работайте, узнавайте предел своих возможностей, экспериментируйте с магическими цепями. С Зинаидой Прокофьевной я и сам при встрече словечком перекинусь. Она из тех, кто свои интересы и выгоду завсегда наперёд всего ставит.
— Можно подумать, ты — другой, — негромко проговорил Алеут вслед уходящему инквизитору, — что делать станем? Бросим Лобзика и забудем о нём.
— Сам ведь говорил, что его уже в живых нет, — ответила Рина, придерживая лёгкую юбку, которую внезапно подувший ветер так и норовил поднять вверх, — у нас пока никаких зацепок. Полистаем книгу, подумаем, может, что в голову и придёт.
От просмотра Волшебной книги Фёдор отсеялся очень быстро. Чтобы героическая душа не слонялась без дела, изнывая от скуки, Рина вручила ему свой ноутбук с загруженной предпоследней «Финалкой».
— Хоть ты и стрелок, попробуй и мечи, — проговорила девушка, поворачивая к нему экран с Клаудом Страйфом.
Она показала ему как управлять и углубилась в книгу. Алеут поначалу чертыхался и весьма экспрессивно матюгался по-французски, пользуясь тем, что чародейка учила английский, потом освоился и принялся увлечённо играть, попросив поставить ему французскую озвучку. «Не охота читать весь этот текст, — пояснил он, — весь ритм боя теряется!»
Около трёх часов Рина размяла затёкшую спину и предложила сварить кофе. Фёдор что-то невнятно мычал и матерился по-французски, он убивал босса (или Скорпион-страж убивал его).
Рина пошла на кухню, справедливо рассудив, что от кофе боец не откажется. Не успела она наполнить турку водой, как раздался требовательный и нервный звонок. Фёдор, ещё вчера заявлявший, будто берёт на себя обязанности добровольного дворецкого, либо не слышал, либо не мог прервать свою битву, поэтому чародейка открыла сама. В глазок она увидела Столбика, тянущего руку к кнопке звонка, чтобы породить очередную нервную трель.
— Госпожа чародейка, — проговорил он, и по его сбившемуся дыханию Рина поняла, что оборотец всю дорогу от квадратного двора бежал, — Арина Вячеславовна, Шляпочка исчез!
Рина пригласила войти и попросила рассказать всё по порядку. Из спальни раздалось ругательство, и Фёдор спустился вниз.
— Добрый день, барин, — оборотец привстал и поклонился буквально в пояс, — выручай, барин, Шляпочку забрали.
— Кто? — быстро включился Алеут.
— Кабы я знал, — интонации Столбика были такими, что Рине показалось, что он готов завыть в буквальном смысле этого слова.
— Успокойтесь и расскажите всё по порядку, — она принесла воды и подала оборотню. Тот выпил, немного успокоился и начал.
— С утра всё было, как всегда. Пожрали, пошли к Ленке узнать, нет ли вестей от Лобза. Она по доброте душевной нас бутерами с салом накормила.
Фёдор уже был готов потребовать немедленного перехода к сути дела, но вспомнив, что перед ним всё-таки пёс в облике человека, передумал. Пускай рассказывает всё с самого утра, а то, глядишь, позабудет какую-нибудь важную деталь.
— Где-то к полудню Шляпочка в магаз пошёл. У нас небольшая заначка была, собирался пивка купить. Возвращается счастливый, деньги нетронутые мне отдал, а в руке у него бутылка водки и пакет с колбасной нарезкой. Знаете, такая дорогущая, сырокопчёная то-оненькими ломоточками расчекрыжена. Я тут же: «Откуда счастье привалило?» Что кореш мой воровать в магазине не станет, это хвост под отруб кладу. Значится, угостил кто. Кто? А он темнит, шляпочку свою на самые глаза надвинул и говорит, мол, не перевились ещё на белом свете хорошие мужики, готовые угостить бедных парней. И всё. Сколь не пытал, молчок. Мне ж интересно, отколь такой добряк выискался, что на колбасу и водку для нас деньжат не пожалел. Потом подумал, может поминки у него. Люди частенько подают нам, когда память умерших родственников настаёт. Одна злющая бабка, что из-под своих окон нас чуть ли не клюкой гоняла, в такой день пироги вынесла.
Столбик утёр вспотевший лоб рукавом.
— Только ошибался я тогда, крепко ошибался. Нас разморило на жаре, даже как-то слишком разморило. Ну, Шляпочка, он понятно: хоть и здоровый кобель, а на выпивку слабоват. Улёгся на скамеечке, шляпой своей рожу прикрыл и захрапел. Я допил, что осталось, колбасу, понятно тоже съел, чтобы наглому рыжему коту, ошивавшемуся поблизости, не досталось. Чую, вырубаюсь на ходу. Отключился. Проснулся — а Шляпочки нет.
— Может он в la toilette отошёл? — спросил Фёдор.
— Туалет наш безо всякого там «ля» в ближайших к помойке кустах, — ответил Столбик, — я там первым делом поглядел. Нету его там, и запаха евошнего тоже там нет. Исчез. Одна только шляпа под скамейкой валялась.
— Ну не знаю, пошёл твой приятель куда-то, а шляпу обронил по пьяному делу, — Толстому
