Ольф. Книга третья - Петр Ингвин
Маша сидела за кухонным столом, сложив ногу на ногу, голубые глаза разглядывали меня с некоторой плотоядностью, будто я был блюдом в ресторане и сейчас решалось, брать меня или я не стою тех денег, что за меня просят.
Как же плохо знать, что мы с ней не родственники по крови. Маша думает иначе, я для нее племянник, если официально, или, проще говоря, двоюродный брат. Любой мой взгляд на нее как на женщину будет истолкован неправильно.
Хорошо, что у меня есть Люба, это поможет пережить сосуществование на одной жилплощади с такой соблазнительной соседкой.
Маша освоилась на кухне, чай был налит, на салфетке лежали горки пирожков и прочей выпечки. Зная тетю Зину, я уверен, что провизией нас снабдили на месяц вперед, если не на год.
– Ты изменилась. – Я присел на свободный стул по другую сторону стола.
– Не поняла интонации, это не дает мне насладиться комплиментом. Или это не комплимент?
– И ты стала совсем взрослая.
– Опять не пойму, радость у тебя в тоне или сожаление.
– Констатация.
– Тогда приму за комплимент.
Мы съели по пирожку, запили чаем.
– Ты всегда такой неразговорчивый и неэмоциональный?
Я пожал плечами.
– Красноречивый ответ, – хмыкнула Маша. – Сразу все ясно.
Она переложила сложенные ноги, поменяв верхнюю левую на правую, и мне подумалось, что окажись я не сбоку через стол, а на диване в гостиной, в промежутке между движениями мне открылся бы весьма откровенный вид. Так в одном старом фильме подозреваемая смущала сидевших перед ней следователей. Вполне возможно, что на Маше, как на той киногероине, тоже нет нижнего белья. Я говорю про совсем нижнее. Отсутствие верхнего моя «сестренка» не скрывала, облегаемые топиком полушария с острыми конусами торчали вызывающе, меня словно тыкали ими в нос. Своими развитыми прелестями Маша явно бравировала. Зря. Внешняя красота – не ее заслуга. Гордиться нужно собственными достижениями.
– Скажи, что ты обо мне думаешь? – настиг меня следующий вопрос.
Вот так, сразу быка за рога и даже как бы промеж рог. Неужели Маша что-то заметила в моем взгляде или по выражению лица? Я-то как раз гордился, что по лицу у меня мыслей не прочитать. Выходит, зря гордился, над этим еще работать и работать.
Возможно, дело в другом, и Маша выпытывает, что мне про нее известно. Тогда открывать карты не стоит, потянем интригу сколько получится.
– Ничего не думаю, – сказал я.
– Это не ответ, это уход от ответа.
– Уход от ответа – тоже ответ.
– Тогда я скажу, что я о тебе думаю. Ты меня одновременно забавляешь и раздражаешь. Мне нравятся твои основательность и вдумчивая серьезность, и нервируют они же.
Я промолчал. «Нравлюсь», «раздражаю», «забавляю», «нервирую» – понятия субъективные, они возникли в голове собеседницы, там и перетекают одно в другое, а я каким был, таким и остался. То есть, проблемы с восприятием меня – не мои проблемы. Можно об этом сказать, но Маша ждет чего-то другого, и своим ответом я рисковал скатиться в сторону «раздражаешь» и там остаться. Мне этого не хотелось.
– Алик, нам нужно сразу и бесповоротно решить кое-что. – Маша набрала полную грудь воздуха. – Меня всю жизнь хотят переделать. Все. Родители, родственники, учителя, брат, некоторые знакомые. Давай с тобой договоримся. Ты не переделываешь меня, и мы становимся хорошими друзьями. Или обратный вариант тебе ближе?
В финале речи голубые глаза сузились, в них блеснула сталь – пробившийся наружу отсвет железных нервов и закаленного характера. Ну вот, а мне сказали «простая, легкомысленная, ветер в голове». Ничего подобного. Казавшиеся глупыми и сумбурными поступки Маши – не капризы неразумного дитя, а результат сложившегося мировоззрения. Это и есть жизнь Маши, как она ее видит.
Говорить ли о просьбе тети Зины? Нет, про женатого любовника я теперь точно промолчу. Если все так, как мне сказали, однажды тема сама всплывет, тогда я и поделюсь мыслями – к месту и под нужное настроение. А вообще, лезть в чужую жизнь с советами – себе дороже. В любом случае советчик останется крайним, на него свалятся все шишки – надо же на ком-то сорвать злость за несбывшееся? В том, что какие-то события происходят из-за собственных ошибок, люди признаваться не любят.
Симпатичная «сестренка» предлагала стать друзьями, отказываться глупо.
– Я не собираюсь никого переделывать.
Маша улыбнулась:
– Теперь ты не только мой родственник, но и друг. Люблю умных людей.
– Другом быть согласен, а любить меня не нужно, у меня для этого девушка есть.
Это я так пошутил. Поймет ли Маша иронию или примет за тупую серьезность?
Она улыбнулась еще шире:
– Я же говорю – люблю умных людей.
У меня на душе потеплело.
После еще одного пирожка я поинтересовался:
– Куда решила поступать?
– Сначала на работу устроюсь.
– Кем?
Куда возьмут девчонку без опыта, образования и профессии?
– Уже договорилась, начну с официантки в клубе, дальше как пойдет.
– Тебе хочется работать официанткой? – Я поморщился.
– Нет плохих профессий. Тебе, скорее всего, не нравится работать дворником, но ходить по дерьму тем более не нравится, это значит, что дворник – профессия не менее уважаемая, чем выбранная тобой. Ты историк?
– Будущий.
– У меня слова «историк» и «будущее» при всем желании не складываются в одну фразу, где-то чувствуется подвох.
– Никакого подвоха. Знание прошлого позволяет предвидеть будущее.
– Ой, фигня полнейшая, даже странно слышать такое от вроде бы умного человека. Вот, например, я вчера мелкую купюру потеряла – как это скажется
