Наталия Нестерова - Некромант. Присяга
– Там Саурон вылупился? – изумился совсем охреневший Васька.
Я подумала, что информации многовато и не смягчить ли ее для полиции… но потом решилась:
– Практически Саурон. Городского масштаба – точно. Судя по тому, что я чувствую, Москва может превратиться в Барад-Дур. А потому нам до зарезу надо узнать, что находится на глубине под домом и в его окрестностях. Найдя скорлупу, можно будет представить себе, кто выполз из яйца.
И снова повисло молчание.
– Кстати, – осторожно нарушила его Таня, – а что имеется в виду, когда говорится «дрянной домик»? Мы вот в регистратуре обсуждали, когда я Олега Евсеева закладывала, – у нас по району необычно густо повезли народ из дома, где он проживает. Самопроизвольные выкидыши, инфаркты, инсульты, почки, кровотечения, есть и летальные исходы.
Я сжала руками виски:
– Танька… составь мне список адресов всех, кто попал из этого дома в больницу, особенно тех, кто умер. Имена, пол, возраст, адреса – все, что сможешь узнать. Васька, а ты то же самое по полицейской базе. Лады?
– Систематика – наше все, – сказал Вася. – Я могу еще у коммунальщиков запросить чертежи и планы дома.
– Сделай, пожалуйста… заодно посмотрим, для чего проектировался подвал. Он же проектировался?… Кем-то и когда-то?
– А ты сама?
– Я постараюсь выяснить, что тут было. Многоэтажка построена недалеко от храма, в парке – усадьба Покровское-Стрешнево. Само по себе место таинственное, связанное аж с какими-то царскими женами. И церковь тут давно стоит, хотя она и не прямо вот рядом с нашим домиком…
– Ага, понял, – сказал Васька. – Теперь дальше. Твой лысый принц с киселем в кармане звонил с так называемого народного телефона на Декабристов, 17. Именно в этот дом ты и ткнула.
– Ну, в полночь он, наверное, недалеко от ПМЖ шлялся, – предположила я. – Стало быть, он отрадец. А как ты узнал, что это он звонил?…
– А последний звонок на номер Мерлина, – беспечно ответил Васька.
– Погоди, но сам аппарат… а-а-а, ты выяснил это у его оператора!
– Естественно, у ОПСоса. Как и весь негустой список его контактов. Самые частые – Дуня, как она значится в продублированной записной книжке Мерлина (есть такая услуга у операторов сотовой связи), а полностью – Евдокия Афанасьевна Иванова, в последний раз созванивался с ней примерно пять дней назад. Точнее, звонил без ответа семнадцать раз.
– Дуню тоже надо найти и спросить про кулон, – сказала я твердо.
– Ну не все сразу, – возмутился Ларри. – Панду найти, Чеда найти, Дуню найти… все данные на Дуню вот, пожалуйста. – И он ткнул мне слегка помятую распечатку. – Но ее пока никто не опрашивал, и ей никто не звонил, нас не мильен, как урук-хайев у Сарумана…
– Экие у тебя ассоциации с полицией, – буркнула Таня. – Давайте я Дусе позвоню, как лечащий врач нашего чуда…
– Дуне.
– Ага. Дуне.
– Так, а зачем было плавить телефон? – вмешалась я.
Таня и Ларри замолчали. Оба смотрели на меня с неким непонятным мне сожалением. Черные стринги врезались в попу и требовали срочно переодеться. Жить в них было невозможно.
– Вы… бывался, – сказал Ларри.
– Ага, – подтвердила Таня.
– А еще, – сказал Васька, – в телефоне-то не только контакты хранятся. Еще аудио, видео, фото.
– Фото! – оживилась я. – Фотка Иисуса! Ее Пан… Вадим как-то особо бережно умыкнул. А остатки телефона нежизнеспособны?
– Не-а. Это только в голливудских фильмах все восстановимо. А в реале на это нет бюджета. Тем более я пока не смог придумать, как спящего в больнице Мерлина увязать с расследованием. Ставить его под подозрение?… В общем, если я сдам следственной группе парня сейчас, я ему здорово осложню и без того прикольную житуху, – тоскливо сказал Васька. – Пока я обстряпал все так, что на него было совершено нападение и по этой причине я осмотрел его квартиру. Ну, тут чуть-чуть задним числом… но так уж вышло.
– Ларри, ты умничка! – улыбнулась я.
– Я… – начал Ларионов, но тут зазвонил его телефон. – Да… да… здорово… нет, в обезьянник не надо, я сейчас адрес продиктую… да… «Харлей» на штраф-стоянку, не развалится… В смысле? А трубка? Ну вот, нет, он за рулем ни капли… как правило… ну возьмите… если даст. А дальше под мою ответственность. Да. Жду. Спасибо. Девчонки, ну, Чед жив, хотя, по отзывам патрульных, не вполне здоров на голову. Сейчас привезут. А раз привезут – мы его откачаем!
Я бросилась изучать недра холодильника. Еды мало, но в изобилии нетронутое накануне спиртное. Меня снова заколотило – какой он будет? Что с ним случилось, с Женькой?… И едва успела нагреть глинтвейн, как двое полицейских, которым открыл Васька, втащили Чеда и зашвырнули его в комнату на матрас. Ларри что-то подписал, перебросился парой фраз на специфическом жаргоне, и служители закона удалились.
Женька был в сознании и смотрел на нас взором, исполненным любви. Я поймала себя на том, что невольно принюхиваюсь, нет ли запаха перегара. Судя по виду Чеда, ему было не до глинтвейна.
– Танюшка… Никуська… дайте я вас поцелую…
– В попку? – уточнила деловитая Таня, подсаживаясь к Женьке. – Ник, на вид целый, щас буду на ощупь проверять…
– Можно в попку… девочки… я вас так люблю… Ларри… и тебя…
– Буэ, – сказал Ларионов и вышел.
– Танечка… зачем сразу в штаны? Мы же про другое…
– Пульс и зрачки я уже проверила, – сердито сказала Таня. – В полиции у тебя кровь и мочу на наркоту взяли, господин Чедерецкий.
– Так в штаны зачем? А-а-а-а?… А-а-а… А-а-а…
– А вот Ники сказала, что та телка пенисы откусывает, – звонко выговорила реаниматолог Татьяна. – Хочу поглядеть, имел ли место феномен.
– Кусается… немножко… но все в комплекте осталось…
– Так, я поняла. Щас. – Таня метнулась к своей сумке и вернулась с обычным врачебным вооружением – шприц, капелька в воздух, маленькая неудобная бумажка из одноразового пакетика, пропитанная спиртом. – Давай верхнее полупопие…
– Погоди, – сказала я.
Танька тем не менее вогнала шприц и, выдернув его, уточнила:
– Чё?
– Снимем с него рубашку.
– Можно, я вернусь? – спросил Ларри с кухни. – Вы закончили изучение яиц?
– Иди помоги приподнять его…
Чед на все манипуляции реагировал благолепно, раздевался охотно, постепенно закатывая глаза.
– Одного разбуди, другого усыпи, Саурон захватил Кремль, конец света, – бурчала Танька.
На спине Чеда, под майкой, мы обнаружили текст, написанный тонким маркером. Васька глянул и полез за фотоаппаратом.
Изящные бисерные буковки вились как арабская вязь.
«Возвращаю слегка попользованного. Он теперь мой. Остановитесь, иначе вы все по одному будете уничтожены. Условие – полное прекращение расследования. Майя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});