Ирина Баранова - Свидетель

— Ждем, ждем! — Феликс был сама учтивость. Он встал из-за стола, протянул руку для приветствия, но в последний момент одумался. Впрочем, выход из щекотливой ситуации нашелся сам собой — Рат «дружески» хлопнул по плечу Координатора:

— Ты нам, Дима, собери что-нибудь на стол. И водочки…

Правда, этот финт для незнакомца незамеченным не прошел. Он так же, как и прежде, стоял в дверном проеме, почти полностью занимая его собой, и внимательно разглядывал хозяина кабинета. Феликсу от этого взгляда стало как-то не по себе. Но он решил виду не подавать.

— Ну-с-с… — Рат кивнул в строну стула, — присаживайтесь…

Гость наконец-то прошел в комнату и сел. Ратников повернулся к нему спиной и сделал вид, что что-то ищет в шкафу. «Не будь тряпкой! Успокойся! Это обыкновенный человек!» — повторял он себе.

— А ты совсем не изменился, Феликс, — произнес гость знакомым, с хрипотцой, голосом.

— Извини, но того же о тебе я сказать не могу… Аштар Оганесович! — Рат возликовал: он не ошибся, это был тот самый Аштар, постаревший и поседевший, но все же он! А это значит — у него все получится!

Рат резко повернулся и наконец-то решился взглянуть в глаза гостю.

— А ты все хорошеешь, Оганесыч! Не знал, что и ты в Питер перебрался, — рассмеялся Феликс.

Когда объявили тревогу, до спасительной подземки успели добежать далеко не все. Кому-то повезло, и он погиб сразу, но были и такие, кто пережил тот, первый ужас…

Поняв, что путь в метро закрыт и на их крики о помощи никто не хочет отвечать, оставшиеся на поверхности невольно потянулись друг к другу, пытаясь совместно укрыться в подвалах, канализационных коллекторах. И готовились к худшему.

Смерть была повсюду. Болезни, вызванные радиацией, выкашивали переживших удар. Люди буквально сгорали за несколько дней.

Сначала трупы еще пытались хоронить. Родители — детей, дети — родителей. И никто не знал, кого смерть заберет первым.

Тогда еще было невдомек, что летопись нового мира начала писаться именно в эти страшные дни. Кто-то из брошенных умирать на поверхности, «переболев» в первые недели, вдруг понял, что смерть по какой-то причине обошла его стороной. И таких было не один, и не два… Много! Ослабленные болезнью, они, тем не менее, могли двигаться, дышать… Жить. Господь услышал их молитвы! Может быть…

Они выжили в том аду. И им ничего не оставалось, кроме как смириться с этим. Смириться с потерей самых близких, с тем, что каждый день приходится видеть город, который когда-то так любили, разрушенным, мертвым, жутким. Таким, что называть его прежним именем уже не поворачивается язык. Лучше просто Город. Тем более что выяснить, остался ли на планете еще хотя бы один город, возможности не было…

Но это было лишь началом. Свято место пусто не бывает… Этот Город менялся. Пережив агонию и воскреснув, он выпустил на волю свои кошмары: его постепенно стали заселять новые обитатели больного мира. И им было не по пути с Выжившими.

Понимая все это, люди устремились за город. Конечной остановкой для них стала деревня Мурино, новый форпост человечества.

Среди них были и военные, и ученые, и инженеры, так что обустроить свое поселение им не составило труда.

Муринцы жили в относительном достатке. Хватало и лекарств, и одежды, и еды, благо, всего этого было намного больше, чем оставшихся в живых представителей человеческого рода, а невосприимчивость к радиации позволила им особо не заморачиваться относительно «чистоты» того, что выращивали сами. Производство незараженной продукции было продиктовано скорее любопытством — а получится ли такое? — чем жизненной необходимостью. И получилось.

Но недавно случилась беда: погиб доктор. Сначала они не оценили масштаба трагедии: старую российскую традицию, по которой каждый — сам себе врач, не смогла изжить даже ядерная катастрофа. Но когда от банального аппендицита погиб ребенок, стало ясно, что самим им с этой проблемой не справиться. Поэтому придется идти на поклон в метро. К тем, кого они презирали (а некоторые, не скрываясь, и ненавидели) за то, что обрекли на смерть их близких, навсегда запечатав двери в спасительное подземелье.

Когда Аштар распечатал огромный рюкзак и вывалил на стол его содержимое, Рат потерял дар речи.

— Это…

— Ага, тыква. А вот это — кабачки. Извини, но больше ничего не поместилось, — хитрые огоньки в глазах парламентария так и играли — он прекрасно помнил, как Рат относился ко всему этому раньше.

— Ну, ты, брат, даешь! Тыква! — он с любовью погладил пузатый бок, потом, услышав хихиканье, спросил. — Чего ржешь?

— Да вспоминаю, как ты возмущался, что жена тебе на обед кабачков натушила…

— Ага, когда это было! Вот ты поживи пару лет на «крысиной диете» — тоже на любую траву кидаться будешь!..

— Это тебе в знак дружбы, а заодно — показать, что у нас расти может. Ну, а коль поможете с электричеством, построим еще оранжерей. И нам хорошо, и вам больше достанется…

— Хм… Дайте попить, а то так есть хочется, что даже переночевать негде? Ты, Оганесыч, как был торгашом, так торгашом и остался. Не за это ли из ментовки поперли?

Аштар засмеялся:

— Так Феликс, ты же мою родословную знаешь, я по крови торгаш. А из ментовки я сам ушел. Хотя, хорошее время было… Молодость, наверное.

— Точно. А помнишь, как тогда на заявку в Неклюдово ездили? На убийство? Перед тем как раз, как я сюда перевелся?

— Не, тут ты путаешь, не я это был. Когда ты перевелся, я как раз ногу сломал. Не я… А что там?

— Сейчас, давай тост!

— Давай. Тост!

— Да ну тебя! Что мы, алкаши какие, без тоста?

— А что? Поллитру уговорили — не алкаши, а теперь вдруг стали? Наливай! И рассказывай, давай.

— Так вот. В дежурку мужик позвонил. Чувствуется по голосу, что пьяный. Жену у него то ли убили, то ли пропала, а он подумал, что убили… В общем, не суть. Группу сразу собирать не стали: мало ли что, прокурорских еще беспокоить, себе же дороже. Послали меня и водилу — дежурный сказал, хватит. Приехали. А дом на самом краю, дальше только поле. Ночь, мороз, снег под ногами поскрипывает тихонько, и фонарь на столбе тоже так противненько — скрип-скрип… И тишина…

— И мертвые с косами стоять…

— Оганесыч, погодь с мертвыми! — Рат зашелся от смеха. — Дальше слушай. Фонарь этот как раз во двор светит. Мы подошли, калитку открыли… Мамочки! Волосы на голове дыбом встали, вот ей-ей, не вру! Там снег аж черный от крови. А через стекло в терраске — ребра оголенные… Убили и освежевали…

— Что, правда?? Ик… Ой…

— Не, ты слушай. И в этот момент слышим: снег скрипит, словно крадется кто-то. Я чуть в штаны не наложил. Водила, чую, тоже. И тут голос: «Мужики, а мужики! Вы где? Я же вашу машину-то видел. Не, вы мне жену найдите, а то бычка-то я забил, а кто завтра с мясом на базар-то поедет»…