Лис на псарне - Василий Павлович Щепетнёв
Лифт шел то вниз, то в сторону, то опять вниз. Высокие технологии. По сути, это не примитивная подъемная машинка, а вагончик, способный двигаться во всех измерениях, был бы путь проложен. Вот сейчас откроется дверца, и мы окажемся в году одна тысяча пятьдесят третьем, то-то будет весело.
Впрочем, мне и сейчас скучно не было. К сожалению. Иногда очень полезно поскучать.
Кабинка остановилась, меня чуть качнуло вперёд.
И свет внутри кабины вдруг стал часто-часто мигать.
— Это стробоскопическое сканирование, — пояснила Вика. Ага. Ясно. Сканирование. Стробоскопическое. Мысли не плавно текли, а рывками, как неисправный трамвай на рельсах, через которые то и дело перебегают спешащие пешеходы. Тут, видно, не только в свете дело, а и ещё какими-нибудь лучами проверяют. Рентгеном, к примеру. На предмет оружия. Но у нас оно имелось на самых невинных основаниях: физподготовка.
Через полминуты чехарда со светом улеглась, и дверь раскрылась. Рывки мышления прекратились — то ли я приноровился, то ли они и в самом деле вызывались искусственно. Или и то, и другое.
Я неторопливо вышел на освещенную площадку. Даже слишком освещенную, свет бил прямо в лицо всякого выходящего. Интересно, и Алексея Романова тоже? Или это специальная процедура для визитеров вроде меня?
Но никого передо мной не было. Ни охранника, ни ливрейного лакея, только стерильная белизна и пустота коридора. Стерильность выдавал легкий запах озона в системе кондиционирования воздуха.
Вика вышла вперед и уверенно пошла по коридору. Что ж, тут она если не хозяйка, то наследница. Ей виднее.
Я шел за ней, готовый ко всему. Это только для красоты слога говорится «ко всему», а я был готов лишь к внезапному нападению, и то поскольку-поскольку. Упредить выстрел, если противник второго сорта. На большее я не способен.
Вика остановилась перед малоприметной дверью. Всех примет — оранжевый квадратик. Сам-то квадратик проглядеть трудно, но вот дверь разглядит только внимательный взгляд. Да и тот не разглядит. Я не разглядел.
Лика поднесла часы к оранжевому квадратику, и часть стены подалась назад, открыв взору тамбур. Мы сделали три шажка. Налево — стена. Направо — теперь уже явная дверь. С тем же оранжевым квадратиком. Вновь Лика приложила к нему часы. Дверь отъехала вбок.
И — ничего.
То есть за дверью — ничего. Вообще. Темнота полная. Космос без звёзд, угольная яма.
Мы попятились.
Вика озадаченно посмотрела на меня. Видно, для неё это та же неожиданность.
— Тут вход в Цеу.
— Цеу?
— Центр управления.
— Ты была здесь?
— Зимой. Папа показывал.
— И что тут было?
— Комната. Большая. Много пультов, экранов, знаете, как в кино про космос.
— А вот это… — я показал на тьму.
— Этого не было.
Вике явно не хотелось подходить ближе. Мне, впрочем, тоже. Но я подошёл. Провел ладонью над черным проемом — в полуметре, в тридцати сантиметрах, в десяти. Ладонь ничего не чувствовала — ни тепла, ни стужи, ни ветра, ни влаги.
Вытащил из кармана фонарик, посветил. Никакого отражения. Луч улетел и не вернулся. Будто в бездну.
Вика попыталась коснуться тьмы, но я перехватил её руку:
— Не стоит.
— Почему?
Вместо ответа я потянул Вику в коридор, подальше от двери. Затем взял из рук Вики куклу и бросил Мальвину в чёрный проём — из коридора, за угол.
Бросил и мгновенно отпрянул. Вдруг — взрыв или вспышка, сжигающая все вокруг.
Но пронесло. Ни взрыва, ни вспышки, ни даже звука падения куклы.
Я осторожно выглянул. Нет куклы. Пропала Мальвина.
— Я так и знала, это просто завеса, — Вика опять потянулась к проему, и я опять ее удержал. Но ненадолго: лифт опять кого-то привез. Своих? Хорошо бы. Но мы перешли в тамбурчик. Подождем своих.
Шаги осторожные, не хозяйские. Не свои. Но я высунулся на мгновение. Высунулся, и чуть не получил пулю: короткая, в три патрона, автоматная очередь. Да, тут люди бывалые. Если бы я высовывался стоя, неизвестно, как оно повернулось бы. Но я присел на корточки, тем и жив.
Жив-то жив, но это временно. Успел разглядеть: двое в броне, на головах сферы. Главное же, стреляют без промедления. Извечный русский вопрос: что делать?
Еще короткая очередь, превентивная — я и не думал высовываться.
— Идём, — сказала Вика — и скользнула в проём. Как в темный омут. Только без всплеска. Где она теперь, в космосе, в асфальтовой луже, в глиняном кувшине, запечатанном соломоновым перстнем?
Гадать было некогда. Не хотелось, очень не хотелось, а делать-то нечего. Нужно идти. И я поспешил за Викой.
11
Никаких необычных ощущений я не испытал. Так, пустяк, будто сквозь паутинку прошёл — и всё. Вика оказалась права: завеса и только. Одно лишь смущало — я оказался не в комнате, не в зале, не в неведомом центре управления, даже не в пещере. Я оказался под солнечным небом. Солнце высокое, южное. Дворик, не очень большой и не очень маленький. Плодовые деревья — гранаты, абрикосы, хурма. Десятиметровый бассейн, в центре фонтан «Самсон», только струя пониже. Вокруг террасы, увитые виноградом. Крыши плоские. Такой, знаете, внутренний дворик в среднеазиатском стиле, смешанном с Петергофом.
Ну, и люди. В кресле у бассейна — один, рядом с креслом двое, рядом с Викой один, на крыше — четверо, по одному с каждой стороны. Из них безоружный только один. Тот, что в кресле. Рядом на столике бутылка и бокал, но это не оружие. У стоящих во дворе — пистолеты, у тех, кто на крыше — карабины с оптическими прицелами. И лазерными: у меня на груди красное пятнышко. На спине, думаю, тоже. Чувствуется, что нам здесь не рады. Во всяком случае, мне.
— Подойди поближе, Вика, — сказал сидящий в кресле человек. Хозяин места. Одет он был с иголочки: альпаковый костюм (альпака снова в моде), белоснежная рубашка, светло-голубой шейный платок. И туфли: закинутая на ногу нога позволяла рассмотреть, какая обувь пристала совершенному человеку. Но был ли господин Мамонтов, седьмой человек в списке российского Форбса на сегодняшний день, совершенным?
Вика взглянула не меня, потом, не ожидая одобрения, пошла к Мамонтову.
— Тут у нас зона, свободная от оружия, во всяком случае, от чужого оружия, так что разоружайся — сказал Мамонтов.
Вика достала пистолет и отдала его охраннику.
— Не рано ли тебе ходить вооруженной? — спросил Мамонтов.
