Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ) - Михайлов Дем (Руслан) Алексеевич
Возможно, именно благодаря этой звенящей пустоте в голове, что вытеснила вообще все мысли и эмоции, я так легко спустился на дно ледника, встав подошвами на голый обледенелый камень. Местами ледяная корка была разбита и содрана, камень испещрила забитая снегом сетка глубоких трещин и борозд, но на это природное покрытие я полагаться не собирался — на обуви закреплены железные шипы, а в руке короткая охотничья рогатина. Она прошла со мной уже немало битв против медведей, а сейчас прекрасно помогала удержать равновесие на проклятом склоне.
Отойдя от стены, не отрывая взгляда от пока стоящих на месте многометровых ледяных колонн, я ощутил себя пигмеем в некоем древнем храме. Тут уже вход в склон, это начало чего-то вроде огромного пещерного зева и из темноты сверху ветер швыряет искрящиеся в свете налобного фонаря снежные ленты. Оглянувшись, я увидел уходящие во тьму те же высоченные глыбы, невольно поежился и… та звонкая пустота прогнала эти чувства и заставила действовать. Щелкнув тумблером передатчика, я бросил в эфир короткое:
— Все нормально. Иду дальше.
— Осторожно! — попросила заглушаемая помехами Милена — И сигналь фонарем если уйдешь дальше!
— Хорошо — ответил я и убрал передатчик под куртку.
Уперевшись рогатиной, наклонившись вперед, я сделал несколько первых не слишком уверенных шагов. Убедился, что достаточно хорошо держусь на ногах и не скольжу, после чего ускорил шаг. Преодолев с десяток метров, я вошел в самое широкое «ущелье», состоящее не из длинных глыб, а из отдельных «клыков». Об этом я подумал загодя, решив, что если эти «стены» вдруг решат схлопнуться, то лучше оказаться не между ледяных «ладоней», где спасения нет, а между «пальцами», где есть шанс проскочить и уцелеть. Вот только на обледенелом камне не так-то и легко будет маневрировать. Но шанс выжить есть — главное, чтобы тело не подвело. Прислушавшись к ощущениям подуставшего организма, я убедился — не подведет.
Я почти миновал примерно десятиметровое «ущелье», когда стена слева издала резкий щелкающий звук, больше похожий на выстрел. По ледяному глянцу пробежала вертикальная трещина. Снова все затихло. А я продолжил движение, сохранив спокойствие, но при этом ощущая, как взмокла шея, а затылок покалывают сотни игл. Впрыск адреналина… Дыши, Охотник, дыши… и просто шагай дальше…
Луч фонаря осветил следующие «предложенные» проходы и, поколебавшись, я выбрал тот, что поуже и в центре, проигнорировав более широкие — там одной из стороны были сузившиеся скалы, через которые мне не проскочить и где меня размажет как вишневое варенье по куску хлеба. Странная ассоциация… и сразу с безумной силой захотелось домашнего вишневого варенья с его сладостью и особой кислинкой…
И пока я алкал бутерброда из детства, сам не заметил, как преодолел еще несколько десятков шагов, перебрался через несколько невысоких разбитых осколков, покорил вершину еще одного повыше, а едва спустившись, круто свернул влево, огибая здоровенную ледяную «шайбу» для великанского хоккея и уперся в выступившее из земли примерно метровое каменное «ребро» длиной не больше полуметра. Что-то вроде вылезшей из стены еще целой каменной лопатки, но с уже обломанными каменными краями. Еще пара тысяч серьезных ударов и не столь уж толстая каменная плита разлетится на куски. Но пока она держится и под ее прикрытием можно передохнуть…
Стоп.
Какой еще отдых?
Усилием воли прогнав демона праздности и трусости куда подальше, я задержался лишь на пару минут, сделав несколько мелких глотков из термоса. Горло пересохло так, будто я по солнцепеку бегал с разинутым ртом. Но на самом деле меня «высушил» выплеск адреналина. Внутри тела сухо, а вот рубашка и нижние штаны стали явственно сыроватыми. Убирая термос, заметил отличающуюся цветом ледяную «латку» на каменной стене за выступающим ребром и, присев, проверил ее лопаткой. Пробив ледяную корку, ударил сильнее и отточенная лопатка глубоко ушла в рыхлый снег там за льдом. Яма в стене… а глубокая ли? Я нажал сильнее и лопатка, не встречая значительного сопротивления, ушла глубже. Я давил до тех пор, пока инструмент полностью не ушел в снег. Вытащив, воткнул уже под углом вверх и тоже «додавил» до тех пор, пока по рукоятку не утопил в снегу. Ну… как минимум я смогу поместиться в этой норе, даже если она не слишком большая. Тут можно сжаться в комок и переждать опасность или просто отдохнуть. Надо бы расчистить — но это уже позже. А пока двинусь дальше и…
Стоп…
Это мягкое и спокойное слово произнес я сам — тот трезвомыслящий и умный «я» что живет в голове каждого человека, но чей глас порой игнорируется. Азарт гнал меня вперед. Ведь хорошо так иду — жалко ломать темп. Но как только прозвучало в голое спокойное «Стоп!», я замер… посидел несколько секунд и… сделав пару глубоких вдохов, принял правильное решение. Первым делом я послал в сторону пройденного пути десяток световых вспышек ручным более мощным фонарем. Убрав его, достал передатчик и продублировал голосом:
— Прием.
— Слышим тебя, Охотник! — в голосе Чиффа звучало искреннее облегчение — Что там? Идешь назад?
Связь все еще вполне устойчивой, и я без проблем различал каждое слово.
— Пока нет — спокойно ответил я — Я неплохо продвинулся вверх. Шел по центру. Здесь ледяные глыбы уже длинные, чем-то напоминают макароны или даже обломки спагетти. Идти пришлось между ними, я выбирал те, где в свете фонаря замечал разломы в глыбах — чтобы выскочить, если стены схлопнутся. Слышите?
— Слышим. Продолжай, Охотник. Милена записывает.
Так подробно я говорил с одной простой целью — если я сейчас допрыгаюсь и меня раздавит, то вся накопленная мной оперативная информация, проверенная на собственном опыте, не пропадет зря. Информация уже там — в убежище — прямо сейчас оседает на бумажных и электронных страницах, что следующее возможное поколение исследователей ею воспользовалось. Раньше это было невозможно — стоило углубиться в сераки и связь обрывалась. Но сейчас, с появлением «срединного» постоянного пункта наблюдения, условия изменились — и в нашу пользу. Поэтому я продолжил говорить, выплескивая все, что успел накопить за эту вылазку, одновременно расширяя лопаткой дыру в ледяной корке.
— Вообще не похоже, чтобы эти стены часто сходятся. Движение скорее направлено вдоль русла сползающего ледника, а не в стороны. Что-то может измениться только во время тех толчков. Слышите?
— Слышим.
— Кое-где невысокие завалы и их приходится преодолевать напрямую. Без ледорубов тут делать нечего, но это и так понятно. Света налобного фонаря хватает. Да! Иногда свет падает на ровный лед и тогда вдруг видишь собственное искаженное темное отражение — порой кажется, что на тебя кто-то прямо прыгает. Тут главное не дергаться никуда. Пол скользкий, уклон склона возрастает и подниматься все тяжелее. Приняли?
— Приняли.
— До связи.
— Береги себя!
Теперь я мог работать обеими руками и дело пошло куда быстрее. Расширив отверстие в ледяной корке, я умелыми движениями начал вырубать и выгребать лед, внутренне удивляясь — вот уж не мог подумать, что однажды стану чуть ли не профи в снежной копке и обустройству убежищ в сугробах.
Нора разочаровала…
Длиной она оказалась чуть больше метра, в ширину примерно столько же, при этом находиться в ней можно было только на карачках или на боку, скрючившись. Это скорее не нора, а выемка, где раньше явно находилось некое природное вкрапление вроде отдельного валуна, который выпал сам или был вырван сходящими ледниками.
Сделав еще глоток, я послал назад световые вспышки, перелез через каменное ребро и, пользуясь тем, что здесь ледяная масса отступила от каменной стены, усыпав все битым месивом, пошел этим путем, глядя в снежную темноту и вслушиваясь. Щелчки, звон, хлесткие удары невидимых кнутов, скрежет и хруст — здесь, уже внутри тела горного склона, все эти звуки стали гораздо громче, чаще и страшнее. Зато полностью исчезли даже слабые порывы ветра, сверху больше не падал снег, а темнота перед глазами с каждым шагом все больше очищалась от снежной взвеси. Свет фонаря уходил все дальше и…
