Валлиста - Стивен Браст
На миг — возможно, самый худший миг в этой истории — паника моя схлынула, ибо ребенка не было и здесь, а мой господин продолжал свою работу, похожий на дирижера перед оркестром, руки его совершали размеренные взмахи, глаза были закрыты, а лицо утратило всякое выражение, давая понять, что сознание хозяина сейчас где-то очень и очень далеко.
Я заставил себя сосредоточиться на том месте, где встречались свет и звук. Было нелегко, это куда труднее, чем стоять и смотреть с высоты, но я велел себе всмотреться в кружащуюся пустоту. Я помню, как ладони мои стали влажными, как подгибались мои колени, но продолжал смотреть. В лучах света порой всплывали какие-то узоры, а может быть, то было лишь мое воображение, но я продолжал смотреть. Я чувствовал себя так, словно оно, чем бы оно ни было, на самом деле проникает в меня, пробирается в мою голову, изменяет меня, а я все смотрел.
И тут увидел его. Я увидел ребенка. Он шел прямо в самое сердце всего этого, в фокус заклинания.
Я завопил. Или просто выдал нечленораздельный звук, обозначающий отрицание и гнев, направленный против богов.
Я помню, что двинулся к ребенку, но когда я завопил, мой господин открыл глаза, увидел меня и отпустил заклинание.
Разумеется, уже было слишком поздно.
Порой мне кажется, что его отказ убить или хотя бы уволить меня сам по себе является наказанием; он хочет, чтобы я жил и помнил о своей ошибке. А иногда кажется, что это доброта, способ сообщить, что я прощен. Разумеется, я никогда бы не посмел спросить напрямую.
Великодушно прошу извинить меня, сударь. Вы хотели знать о ребенке, а я говорю о себе. Трудно говорить иначе, ведь само то событие столь живо отпечаталось в моем сознании, но о ребенке мне говорить слишком больно, и полагаю, я избегаю этого как могу.
Ребенок был искалечен. Полагаю, "искалечен" выражает это не хуже любого иного слова.
Что происходит с телом, попавшим под воздействие сил, предназначаленных изменить природу того мира, на который они были направлены? А что происходит с сознанием? Я не волшебник, и уж точно ни капельки не некромант, я не могу ответить, "почему" и "как". Но то, что вы видели, стало итогом. Мы заботимся о ребенке как только можем, и следим, чтобы он никому не причинил вреда.
Конечно, я понял, что вы видели его. Не знаю, как он освободился. Мой господин специально держит волшебника, который должен был предотвращать подобные инциденты. Но что бы ни произошло, нам запрещено упоминать о нем. И я бы не нарушил запрета, если бы не вы — вы ведь сделали бы то, что пообещали. Вы бы правда его убили? Да, думаю, вы сделали бы это. Вы уже убивали прежде, я вижу.
Это все, что я могу сообщить, господин. Надеюсь, вы удовлетворены.
* * *
"Удовлетворен" было не тем словом, что употребил бы я, однако хорошо, что наконец-то возникли хоть какие-то ответы.
— Да, этого достаточно, — ответил я.
— В таком случае, если не возражаете…
— Что? А, это. — Я не заметил, что все еще держу кинжал, большим пальцем пробуя острие. — Прошу прощения, — и клинок исчез из моих рук.
— Это все, господин?
Что ж, отдаю ему должное: я только что запугивал его, потом вытащил наружу самые мрачные его тайны, а он спрашивает: это все, господин? Впечатляет, не так ли?
— Конечно, — проговорил я. — Спасибо.
Он отвесил мне скованный, почти военный полупоклон, развернулся и удалился — вероятно, чтобы обессиленно рухнуть там, где этого никто не будет видеть.
"Ну что ж, босс, это было по крайней мере, э, нечто. А дальше что?"
"А теперь поразведаем еще немного. И если увидим здоровенное уродливое белесое слюнявое чудовище, сбежим."
"А оно слюнявое?"
"А почему нет?"
"Но насчет "сбежим" я согласен. Вернее, ты сбежишь, а я улечу."
Дальше по коридору, мимо кухни. Я заглянул туда, проверить, не изменилось ли что; нет.
"Хочешь узнать, какой у меня кошмар, Лойош? Это что мы все тут вычислили и со всем разобрались, а загадка кухни не имеет к этому никакого отношения, и я ее так никогда и не раскрою."
"У меня кошмары куда похуже твоего, босс. Они в основном связаны с громадным белесым вонючим чудовищем."
"Оно вонючее?"
"Конечно, босс, почему нет?"
"Угу. Слушай, а тебе разве снятся кошмары?"
"Не совсем."
После кухни в конце коридора я повернул направо — туда я еще не ходил. За правой стеной этого коридора должна была быть кухня — может, там она и была, точно не знаю. Отчасти это место, эта платформа, потому и было таким странным, что иногда вещи располагались именно там, где должны были быть, отчего все остальное выглядело еще более беспорядочным.
Лестница вверх. В обычном здании можно было бы предположить, куда она ведет, или хотя бы что ее используют те, кто живет там, гости или слуги. Ступени здесь были
