Илья Некрасов - Град на холме

Поняв, кто вошёл в комнату, Давид изменился в лице. Он словно обрадовался и огорчился одновременно. Руки опустились, а на лице проступил румянец.

Он ожидал, что из темноты выйдет кто-то другой?

«Кто?» – спрашивала себя Мельхола. Кто? Этот вопрос только подстегнул интерес к молодому телохранителю отца. В его глазах что-то было. То, что отличало Давида от всех, кто жил в Гиве и во дворце. Он не был… пустышкой, как остальные. Младшая дочь царя чувствовала это. К тому же сам отец выделял его из числа своих охранников. Давиду доверили командовать гарнизоном Гивы в отсутствие Авнера. Загадочный юноша, пришедший из пустыни. Воин, телохранитель. Музыкант. Его странные песни нравились даже отцу.

Вот только кого он ожидал увидеть выходящей из темноты?

Восприимчивое женское сердце пыталось найти в поведении Давида ответ. Но тот получался неправдоподобным. Будто Давид рассчитывал увидеть привидение… С другой стороны, такой ответ означал, что Мельхоле не нужно опасаться соперницы.

Она неожиданно поняла, что больше не боится и сделала ещё один шаг. Заглянула ему в глаза, на дне которых, как показалось, заблестели нужные огоньки.

Они уже виделись сегодня днём. Когда Мельхола гуляла по саду, то словно ощутила чей-то голос. Будто её позвали. Девушка оглянулась. Охранники отца, что стояли вдоль стен дворца, смотрели перед собой бессмысленно и пусто. Только один Давид, находившийся на террасе, пристально глядел на царевну и будто говорил про себя. Его губы двигались. Затем, когда он заметил, что Мельхола поймала его взгляд, смутился и замолчал…

– Что ты говорил тогда? – её слова, произнесённые мягким голосом, вплелись в тишину. – Когда смотрел, как я гуляю по саду?

Давид вновь смутился. Как в прошлый раз. Мельхола с удовольствием отметила это.

Он всё же собрался с духом и ответил честно:

– Ко мне… пришла музыка. Стихи.

– Ты сочинял песню, глядя на меня?

– Но… не смог закончить её.

– Потому что я обернулась? – Её голос дрогнул. Он прозвучал прерывисто. Но зато и волнительно.

– Да, царевна.

Она подошла ещё ближе:

– Прочитай их.

Давид вспыхнул румянцем и опустил взгляд. Казалось, он был не в состоянии произнести ни слова. Видя его колебания, Мельхиола продолжила:

– Ты сочинял стихи, глядя на меня. Тогда они принадлежат и мне…

Довод девушки оказался неожиданным. Он бил прямо в цель. Давид не смог ничего возразить:

– Да, царевна.

Он почувствовал себя лучше, когда она отошла в тень. И начал читать дрожащим от волнения голосом.

Я видел сон: сама печаль

Твоей походкой вышла из ночного сада

И позвала меня манящим взглядом

В свою несбыточную даль.

И будто голос твой шепнул о тонкой сказке,

Со слабым ветром, с его тихой лаской,

Принёс дыхание чужих цветов.

Вокруг был странный сон –

Без солнца, с необычным светом взгляда,

С красивой грустью неземного сада.

Дрожал в светильнике огонь.

После недолгого молчания Мельхола спросила, снова выйдя на свет:

– Почему стихи такие грустные? Почему там ночь? Мы же виделись с тобой днём.

– Я… не знаю. С тех пор как я переехал в Гиву, ко мне приходят странные стихи. Они изменились. Я ещё не привык. Не знаю. Или… я просто не дописал их.

– Эти стихи могут закончиться по-другому?

– Да, царевна, – он глядел на то, как Мельхола понемногу приближается к нему, и не мог пошевелиться.

Она посмотрела на него так, словно поцеловала:

– Тогда… может быть, получится закончить их вместе?

Его внимание поглотили большие и влажные глаза Мельхиолы. Они надвигались на него как в медленном гипнотическом сне. Давид не сумел ничего ответить.

Она остановилась, не доходя до него совсем чуть-чуть.

– Между нашими желаниями полшага, – выдохнула она и потянулась к губам Давида.

Ранним утром прибыл гонец от Авнера. Царь успел немного поспать к его прибытию. После того разговора с женой он не пошёл в покои, а долго бродил по тронному залу в тяжёлых раздумьях. Его занимали мысли о царстве. О власти, о сыне. О младшей дочери, которая могла стать жертвой обаяния молодого Давида.

Царь ничего не решил. Он слишком устал. Как-то незаметно для самого себя опустился на трон и задремал.

Он сидел так, будто не спит и смотрит под ноги. Поэтому стража ввела в зал гонца, не зная, что разбудит царя.

Суул не стал сердиться, ведь он проснулся с теми словами, что давно ждал:

– Победа, мой царь!

Победа. Авнер вновь одержал её.

Царь открыл глаза и увидел, что вестник стоит на коленях. Позади него двое стражников. За дверями столпились придворные, не решающиеся войти, но желающие услышать новости. По их толпе прокатился довольный гул. Он стих в ожидании слов царя.

– Встань, – произнёс Суул усталым бесцветным голосом. – Накормите его. Отведите в царские комнаты. Сегодня он будет отдыхать там.

Сон вновь поборол царя, и он, движением руки, прогнал всех прочь…

Через три часа, когда солнце поднималось к зениту, с площади донёсся шум. Суул вышел на балкон. Вероятно, там, с другой стороны дворца, собирался народ. Чтобы увидеть, в чём дело, нужно было перейти во вторую половину дворца.

Царь хлопнул в ладоши. К нему тотчас подбежали двое охранников.

– Что происходит? – спросил он, не оборачиваясь к воинам.

– Твои подданные вышли приветствовать тебя, царь, – ответил один.

– Авнер должен войти в город. Мы хотели разбудить тебя, господин, когда он появится. Прости, царь, если…

– Ничего. Уходите.

Телохранители вышли за дверь. Суул вернулся к трону. Накинул плащ и направился в другую сторону дворца…

Когда он добрался до балкона, то вся площадь уже была заполнена народом. Поблизости от разноголосой толпы, руководя оцеплением, стоял Давид. Суул бросил на него взгляд и тут же отвернулся. Он ещё не решил, как поступить.

Со стороны ворот доносилось мычание волов и блеяние овец. Добыча. Авнер привёз взятые у Амалека трофеи. На площади уже находились несколько повозок, гружённых отнятым у врага оружием. Среди трофеев блеснуло и золото. Противник не смог ничего спасти.

Толпа расступилась. Со стороны ворот к площади приближалась процессия. Впереди ехали боевые колесницы, затем шли воины Авнера. В пыли, усталые, будто только из боя. И в тоже время гордые тем, что совершили. Отряды по сто человек заняли около трети площади. В центре осталось немного места. Простой народ был оттеснён войсками к другому краю площади. Все они, солдаты и жители города, приветствовали Суула.

– Слава царю Израиля! – доносилось со всех сторон.

Царь не замечал, как тихонько кивает головой. Людей постепенно прибавлялось. Ещё чуть-чуть и многолюдная площадь превратится в пёстрое человеческое море. У его ног.