Илья Некрасов - Град на холме

Илья Некрасов

Град на холме

www.napisanoperom.ru

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© И. Некрасов, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

– Кто здесь? Ты? Я так испугалась…

– Прости, любимая. Хотел сделать сюрприз. Ну, что с тобой? Давай, обнимемся. Вот так. Всё хорошо? Ночь, небо, звёзды. Город у наших ног. Разве не романтично?

– Здесь так высоко…

– Скажи, о чём ты думаешь, когда смотришь на мегаполис? На тех, кто внизу?

– Красивое и… странное место. Оно просыпается ночью. Зажигается неон. Всё сверкает. Небоскрёбы с подвижными этажами. Аэромашины, магнитные поезда.

– Забавно. Не так давно здесь пришлось бы строить целый ГУЛАГ.

– Зачем?

– Чтобы всё двигалось. Вертелось.

– А что изменилось?

– Кое-что в технологии. Колючая проволока и заборы – в прошлом. Теперь страхи подменяют сам воздух, и те, кто внизу, привыкают дышать ими… Плюс, быть комендантом концлагеря уже не модно.

– Думаешь, это смешно?

– Здесь сильный ветер. Пойдём, я расскажу одну историю. Что с тобой? У нас слёзки?

– Нет. Просто холодно. Сильный ветер.

Тонкая полоска света выхватывала из темноты только её глаза, а очертания лица размывались тенями внутри салона машины. Тонированные стёкла пропускали мало света. Его единственный тусклый луч проникал через зазор, оставленный приоткрытым стеклом.

В темноте салона блестел лишь её взгляд – приглушённый свет поглощался сумраком и мог отражаться только от глаз. Так они казались чуть больше обыкновенного.

Она смотрела перед собой. Вдаль. Пристальный и вместе с тем мягкий, восприимчивый взгляд широко распахнутых глаз оставлял ощущение статичности, ожидания. Будто в темноту задавался вопрос.

В синеве радужки сочетались холодные и насыщенные оттенки. Среди них был и ледяной мотив, но он не отталкивал. Его оказалось ровно столько, сколько необходимо для впечатляющего и естественного взгляда, при котором не нужна косметика. Глубокий синий цвет дополнялся идеальной чистотой белков. Длинные густые ресницы оттеняли белый, добавляя застывшему взгляду таинственности.

Но вот… она моргнула. Показалось, что в момент, когда сомкнулись веки, свет вокруг померк. Спустя мгновение из-под чёрных ресниц вновь блеснули глаза.

Она начала осматривать пространство, медленно переводя взор. Всё так же осторожно и внимательно. По-женски. Она смотрела на то, что находилось за пределами ярких, чистых, заблестевших по-новому глаз.

Влажный взгляд вспыхнул, точно став зеркальным. Он наполнился отблесками огней, которыми сверкал ночной Париж-3, попавший в поле зрения.

Она словно старалась впитать увиденное, не упуская ни одного огня. Умный наблюдательный взгляд охватывал всю картину.

Рядом пролетела аэромашина, и блики с её корпуса, отражения, отблески совместились с образом глаз. Казалось, их выражение непрерывно меняется – из-за скольжения света по поверхности стекла. То они блестели серебряно-белым, то чем-то едва уловимым, невыразимым, угасающим. Как холодный синий неон сквозь струи дождя.

Казалось, что взгляд постепенно наполняется слезами. Впрочем, это ощущение могло вызываться усилением бликов, поскольку на воздушных и наземных трассах добавлялось света. Ночной город превращался в настоящий океан из мерцающих огней. Он плескался до самого горизонта, где сливался с чёрным поблёскивающим небом. Потоки сигналов струились в темноте, а она всё так же переводила взор, пока…

Внезапно глаза остановились – в городе вспыхнуло пламя огромного взрыва, поднявшееся вверх на сотни метров. Оно отразилось на поверхности стекла клубящимся и чуть искривлённым огненно-рыжим столбом. Вдалеке вспыхнул грандиозный пожар, в котором могло погибнуть много людей.

Теперь стало заметно, что на её глазах едва удерживаются слёзы, отчего взгляд блестит сильнее и сильнее, а затем… затем…

Открылись мои глаза. Первые несколько секунд они ничего не видели. Впереди, где-то между мною и потолком, маячил тот же странный сон. Сегодня он повторился.

Будто привязался ко мне.

Нет, пора заканчивать с этой «работой на дому», а то в следующий раз можно очнуться уже в наркобаре. С другой стороны, есть отчего запить. Утрата вещьдока это не шутка. При том, что в деле появилась нелицензионная наркота, да ещё невнятная позиция начальства. Есть шанс стать первым кандидатом в «крайние».

Возвращаться в такую реальность непросто. Я поднялся с дивана и, опираясь на стену, словно цепляясь за полоски теней от жалюзи, побрёл в сторону кухни, к воде. Снизу, из потёмок квартиры, донёсся звон опрокинутой бутылки, а онемевшие пальцы ног отозвались чем-то вроде боли…

«М-да, есть отчего запить», – то ли сказал, то ли подумал я, когда осознал, что уже стою у окна. В памяти совершенно не отпечаталось то, как я очутился довольно далеко от кухни.

«Научился телепортироваться?» – с укором спросил себя и исподлобья посмотрел на отражение в стекле. А потом и сквозь своего двойника.

Смутный силуэт терялся на фоне дождя. Тот стоял настоящей широкой стеной. Завеса падавшей с неба воды почти не пропускала огней города. Даже цепь рекламных щитов на соседнем здании сливалась в одно расплывчатое пятно. Город словно погрузился в тучу, серую, мокрую, клубящуюся, непрозрачную. Монотонный шёпот дождя проникал в голову.

Хмурое небо опустилось на серую бетонную землю. Взгляд постоянно соскальзывал с этой картины, не проникая в её глубину. Что-то выталкивало меня обратно.

На мутное стекло ложились извилистые струйки воды, а сквозь них пробивали дорожки крупные капли, деформируя мой исчезающий силуэт. Стекая по нему, проникая сквозь него.

Странно. Показалось, что силуэт на мгновение раздвоился. Будто из-за спины двойника вышел некто другой.

– Что за… – Я зажмурился.

«Чертовщина какая-то», – и вновь открыл глаза. Отвернулся от окна, чтобы больше не смотреть туда, а затем опустил сетку жалюзи.

Теперь взгляд упал на мою же размытую тень, всю в полосках теней от жалюзи. Включать свет не хотелось. Иначе придётся смотреть на откровенный бардак и пустые бутылки.

Моё обычно оправдание – что алкоголь вымывает из организма химию, которую нужно глотать по долгу службы – больше не работало. Нежданно очнувшаяся совесть не принимала фальшивых извинений.

Хорошо, хоть голова не болит. Пустая, но зато без боли. Почти.