Уездный врач - Сергей Анатольевич Куковякин

допустимъ, что убiйство Матюнина въ шалаше Моисея Дмитрiева совершено именно въ интересахъ этой небольшой группы лицъ. Тогда непонятно, почему виновниками жертвоприношенiя избираются люди, къ этому роду непринадлежащiе, какъ Акмаръ и Кондинъ, ходящiе въ другой храмъ. Они — члены другаго родоваго союза, а тутъ, неизвестно не какому случаю, приняли участiе даже въ самомъ акте убiйства. Эти противоречитъ темъ даннымъ, какими въ этомъ отношенiи располагаетъ изученiе вотскаго быта и какiя мы имеемъ о жертвоприношенiяхъ, Наконецъ, еще неясно очень важное обстоятельство: будетъ ли убiйство Матюнина действительно совершено въ интересахъ малаго рода или всей общины — почему же резакъ для жертвоприношенiя нанимается? Дело въ томъ, что всегда жертву колетъ лицо по выбору и за это вознагражденiя не получаетъ. А тутъ это лицо подкупалось, по крайней мере данныя судебнаго следствiя рисуютъ Кузьму Семенова нанятымъ за деньги. Обращаюсь теперь къ темъ сторонамъ, которыя согласуются съ темъ, что намъ известно о жертвоприношенiяхъ. Это — условiя предшествующiя. Мы видимъ, что родъ совещается. На „кенешахъ“ заблаговременно обсуждается, что нужно принести въ жертву. То, что Константинъ Муриновъ слышалъ на „кенеше“, тоже правдоподобно: моръ, бедствiя, жалобы на упадокъ веры, — это всюду слышится во всемъ деревенскомъ язычествующемъ мiре. Затемъ обстановка преступленiя рисуетъ целую картину: обезкровливаютъ жертву, берутъ кровь, сжигаютъ сердце, — это все требуется по ритуалу. Намъ здесь даны даже мелкiя детали: есть даже добыванiе крови посредствомъ покалыванiя. На это есть указанiя въ литературе: о покалыванiи (но не ножами) говорится Соловьевымъ: человека привязывали и метали въ него стрелы. Относительно вотяковъ Вятской губернiи сообщается, что они убиваютъ не сразу, а народъ кидается на жертву — и колетъ ее ножомъ. Это согласно съ темъ, что говоритъ Моисей Дмитрiевъ черезъ Голова. Вотъ, кажется, все, что я лично могу сказать».

Так, так, так…

А ведь вопросы у уважаемого профессора по поводу этого дела возникают… Несостыковочки он некоторые видит…

Интересненько…

Весьма интересненько…

Глава 22

Глава 22 Вот и я в мултанском деле!

На Вятке свои порядки…

Эта, как и другие пословицы и поговорки, не на пустом месте появилась.

Подумаешь, недовольны в Сенате… Тень де на Российскую империю дело мултанских вотяков бросает…

Повторно расследовать дело нужно? Расследуем и повторно.

Раевский и повторил.

Свидетелей водой и дымом попытали, над головами их из ружей постреляли — они что нужно опять и сказали. Да, для надежности опрашиваемых мултанцев ещё и медвежьим чучелом попугали. Говори де всю нужную правду, иначе тебя в скором времени в лесу медведь задерет. Медвежий метод и на этот раз не дал осечки — кому охота с лесным хозяином встретиться…

В довершении при следствии ещё одного сельского дурачка порасспрашивали, он и наплел с три короба.

Мало ли что в столичных газетах и журналах в защиту вотяков пишут, мы можем и другое сочинить!

Тут же как по заказу в «Волжском Вестнике» появилась статья некоего И. Бабушкина, который черным по белому доказал существование у вотяков человеческих жертвоприношений. Этот горячий материал моментально столичные газеты у себя перепечатали — тиражи-то поднимать надо, а скандальные статейки весьма этому способствуют.

Быстро-скоро провели второй суд и подтвердили виновность вотяков. Четверых мултанцев приговорили к десятилетней каторге, двоих — к каторжным работам на восемь лет, одного, восьмидесятилетнего старика, — к ссылке в Сибирь.

Не помогло и присутствие на заседаниях суда Короленко. Тут тебе не Санкт-Петербург, а Вятская губерния. Короленко, однако, словечко в словечко застенографировал весь ход второго судебного процесса. Позднее даже книгу на основании этих материалов написал.

Вятские непослушники Сенат по носу щелкнули, а там и насупились. Что? Опять на своем стоять вятчане вздумали? Было отменено и это решение суда.

Так как обвинение вотяков во многом было основано на результатах судебно-медицинской экспертизы, почти с самого что ни на есть верха было отдано распоряжение присмотреться к нему повнимательнее. Нет ли там такого, за что зацепиться можно и версию с человеческим жертвоприношением развалить.

— Лев Львович, надо бы со всем вниманием присмотреться…

Начальник кафедры протянул профессору Светловскому довольно тощенькую папку.

— Всё ли тут правильно уездным врачом сделано, вытекает ли заключение из увиденного при вскрытии…

Я развязал тесемки.

Так, так, так — не отпускает меня от себя Вятская губерния.

Ну, что же — отнесемся к порученному со всем вниманием.

Сам акт судебно-медицинского исследования был невелик, но почерк моего уездного коллеги разборчивостью не отличался, поэтому мне приходилось вчитываться буквально в каждую букву выведенных на листах каракулей.

Начальник кафедры словесно меня не торопил, но весь его вид свидетельствовал о нетерпении.

— Что скажете, Лев Львович?

— Содержание этого протокола, нужно сказать, мало соответствует требованиям акта судебно-медицинского исследования, который должен содержать точное и подробное, строго объективное описание того, что усмотрено при исследовании… — я на момент замолк, а затем продолжил. — Описание найденных изменений отличается большой неточностью, неполнотою, а местами и отсутствием всякого описания…

— Ну-ка, ну-ка. — начальник кафедры даже поднялся с кресла, вышел из-за стола и встал со мной рядом.

Я тоже хотел в свою очередь встать на ноги, но был остановлен генералом.

— Сидите, Лев Львович, сидите. Мне так удобнее…

— Эти качества акта заменены личными выводами или определениями вскрывавшего, которые не могут быть проверены, а должны быть приняты только на веру.

— Ну-ка, ну-ка, — повторил мой непосредственный руководитель. — Сам я акт не читал, до этого ваше мнение хотел бы услышать.

Не читал? Странно и ещё раз странно! Решил сначала выслушать мнение подчиненного? Чудеса да и только… Впрочем, за генералом и не такое водится.

— Позвольте начать с того, что явления гниения описаны крайне неясно. О трупных изменениях кожи отлогих частей туловища и конечностей, особенно же спины, не сказано ни слова. Трудно себе представить какой-то серовато-бледный цвет кожи с зеленоватым оттенком на умеренно вздутом животе, на трупе, пролежавшем пять дней на открытом воздухе в сравнительно теплое время года и четыре