Константин Соловьёв - "Канцелярская крыса"

— В такую собачью погоду? Вот еще! — кэбмэн даже выпустил на миг никелированный рычаг своей разбитой повозки, — Да хоть соверен заплатите, даже не подумаю! Ни одного локомобиля на улице!

И верно, город давно уже вымер. Хлещущие из грохочущих небес, перемалывающих сами себя, струи прогнали с улиц всякую жизнь, включая бродяг, полисменов и бездельничающих мальчишек. Даже собаки поспешили найти укрытие, рассудив, что в такую ночь нет никакого смысла оставаться на улице. Молнии вспыхивали одна за другой, ветвистые и сияющие, как деревья неизведанных измерений, существующие ровно миг. Хлопали незапертые окна, то и дело рискуя вытряхнуть стекло на мостовую, грохотала черепица, едва удерживаемая на крыше, тревожно и гулко трещали деревья, выгибаемые порывами лютого ветра под самыми немыслимыми углами.

— Именем Канцелярии! — крикнул Герти, и одно это слово удивительным образом пересилило оглушающие громовые раскаты, — Мы будем ехать, даже если эта колымага развалится на части!

Глаза кэбмэна, отразившиеся в зеркале заднего вида, заиндевели от страха. Он поспешно вернул руку на рычаг и парокэб, то и дело вздрагивая и покачиваясь на изношенных рессорах, двинулся вперед.

— Не лучше ли отложить охоту? — осторожно спросил Муан, озабоченно разглядывавший небо, — Погода и верно ни к черту. Как бы остров целиком на дно океана не провалился…

— Нет, — отрезал Герти, — Именно сегодня Гиена покажется вновь. Сегодня та самая ночь. Если мы не доберемся до нее сегодня, как знать, представится ли нам еще один шанс… Вдруг он изменит правила игры? Не хочу провалиться навеки в пучину вместе с Новым Бангором. Не хочу стать членом проклятой команды. Впрочем, ты, конечно, не поймешь… Едем! Будем искать, пока хватит угля в топке!

Муан поправил воротник рубахи, чтоб прикрыть тяжелый подбородок от пробивающегося внутрь ветра.

— Черти бы разорвали эту вашу Гиену, — проворчал он, — Будь у нее хоть капля мозгов в голове, давно бы убралась подальше отсюда. Ни один хищник в такую погоду и носа из норы не высунет…

Что-то в его словах заставило Герти напрячься. Что-то, что скользнуло мимо, пока он лихорадочно пытался расставить на доске свои фигуры, то и дело роняя их и складывая в немыслимые вариации. Что-то, что мог обнаружить неграмотный слуга-полли, но чего в упор не видел поглощенный своей охотой человек-чернильная клякса.

— Повтори! — потребовал Герти, — Что ты сказал?

Его тон заставил Муана вжаться в пассажирское сиденье. Учитывая массивность его мускулистой фигуры, подпиравшей головой крышу парокэба, в иной ситуации это выглядело бы забавно. Но, подумалось Герти мимолетно, сейчас они оба находились совсем не в такой ситуации…

— Я сказал… Сказал, что хищник в такую погоду…

— Нет. До того.

— Ну… Сказал, что будь у нее хоть капля мозгов в голове, убралась бы отсюда подальше. Ничего удивительного. Погода самая дьявольская. Вы на небо-то посмотрите…

Герти не стал смотреть на небо. Он смотрел в собственную ладонь, но при этом почти ничего не видел.

— Идиот… — пробормотал он, — Если он — мой невольный двойник, допельгангер, тогда наши желания неизбежно должны совпадать. Хоть в малости, хоть отчасти, но совпадать… А чего я страстно желал с того самого дня, как очутился в Новом Бангоре?

— Рыбы? — несмело предположил Муан.

— Нет, — Герти почувствовал, что улыбается, хотя смешно ему совершенно не было, просто губы исказило судорогой, — Я желал убраться отсюда подальше. Это была моя главная мечта. Еще до того, как я понял, куда меня занесло. Покинуть остров. Это значит, что и он истово желает того же. Бангорская Гиена тоже чувствует себя здесь запертой. И сделает все, чтобы покинуть свою клетку.

— Ну, это-то у нее едва ли получится, — рассудительно заметил Муан, — Порт пассажиров не принимает. В лучшем случае через неделю будет первый корабль…

Он был прав. Пассажирские корабли, напуганные «Лихтбрингтом», были разметаны по половине Тихого океана и не спешили заходить в порт, разве что пополнить запасы угля и воды. Это означало, что Гиена, подобно самому Герти, рвет и мечет, пытаясь найти выход, как и полагается заточенному в клетку дикому зверю. Но Муан, как обычно, прав, пока не налажено пассажирское сообщение с континентом, Гиена заточена в Новом Бангоре надежнее, чем Корсиканец[171] на своем острове.

Если только не…

— Остановись у афишной тумбы! — крикнул Герти кэбмэну, — У ближайшей!

По лицу кэбмэна было видно, что он до смерти перепуган, причем непонятно, чем больше, разыгравшейся бурей или своими странными пассажирами. Спорить он не стал. Взвизгнув изношенными тормозами, парокэб затормозил возле афишной тумбы, в сполохах молний похожей на громаду какой-то старой крепости. Забыв про дождь и ветер, Герти выскочил из локомобиля. И почти сразу пожалел об этом. Порыв ветра ударил его в лицо, помешав сделать вдох, ледяная плеть дождя больно хлестнула поперек спины. Приклеенные к тумбе объявления судорожно трепетали, казалось удивительным, как они еще остаются на своих местах. Ветер набрал такую силу, что, казалось, мог бы вырывать гвозди из каменной кладки…

Герти принялся рвать объявления, не обращая внимания на ревущий мир вокруг. Это было неудобно, пальцы мгновенно онемели, бумажные листки норовили выскользнуть из них подобно вертким крошечным птицам, ветер остервенело вырывал их из рук. Стиснув зубы, Герти расправлял пальцами мятые бумажные листы, пытаясь рассмотреть их в тусклом свете фары парокэба. Взгляд метался меж рукописных и типографских строк, но выхватывал лишь какую-то ерунду.

Германская бритва нержавеющей стали. Мужские ботинки, почти не ношенные. Лучший тростниковый сахар с плантации «Роза Данаи», заказ от ста бушелей. Полная подписка газеты «Справедливость» за тысяча восемьсот девяносто второй год…

Сотни самых разнообразных объявлений расхваливали свой товар. Люди, которые жили в Новом Бангоре, не подозревали, что обитают на спине Левиафана. И не считали себя детскими игрушками, над которыми властвует высший разум. Они искали недорогие уроки игры на пианино и мелкий французский тальк. Шейные платки того фасона, что когда-то носил Красавчик Браммел[172], и хорошую говядину. Брошюры о вреде лакрицы и серебряные подсвечники.

Герти в ярости отбрасывал трепещущие листы бумаги, и ветер с готовностью швырял их в грохочущую ночь. Возможно, его силы хватит на то, чтоб унести их на много миль от острова и расшвырять в океане. Может, некоторые клочки даже долетят до Самоа или Новой Зеландии. Но Герти в этом сомневался. Эти отправленные в никуда письма были не более, чем чешуйками со шкуры Левиафана. Никто в окружающем мире не увидит их.