Тропа Крысиного короля - Лариса Петровичева
В дверь постучали, и от неожиданности Мия даже подпрыгнула. Кто это может быть чуть ли не в полночь?
– Мия! – услышала она голос своего опекуна и вздохнула с облегчением. Кругом обычные люди, и Оливер Гринн – человек, а не призрак или монстр. – Мия, вы спите?
– Нет! – звонко ответила она. – Что случилось?
– Одевайтесь! – приказал Оливер. – Выйдем на улицу.
Когда Мия торопливо оделась и вышла вслед за Оливером из дворца, то увидела, что Эрик и Аделард уже стояли на ступенях и смотрели с такой угрюмой тоской, что ей сделалось не по себе.
Люди подходили к дворцу. Мия увидела стайку девушек – в шубках нараспашку, в небрежно наброшенных платках, разрумянившихся, с трудом сдерживающих удивленные и радостные возгласы. Они выглядели так, словно в Ангеат пришел неожиданный праздник.
– Что случилось? – спросила Мия у Эрика.
Тот кивнул в сторону мужчины и женщины, которые шли первыми, поддерживая друг друга, и ответил:
– У них умерла дочь два с половиной часа назад. Я выходил из церкви, а они как раз пришли заказать заупокойную службу.
Мия испуганно ахнула. В голове закрутились те слова соболезнования, которые ей говорили на похоронах родителей, но она с искренним удивлением и даже некоторым страхом поняла, что ей никого не придется утешать. Женщина улыбалась, вытирая слезы, мужчина о чем-то негромко говорил, то и дело принимаясь смеяться, и Мия вновь подумала, что в Ангеате происходит что-то неправильное. Очень неправильное. Родители не могут радоваться, когда умирает их ребенок.
«Наши мертвые нас не оставляют», – напомнил Мие голос ее опекуна.
Оливер сделал несколько шагов вперед, спустился по ступеням и подошел к семейной паре, потерявшей дочь. Женщина смотрела на него так, словно была очень рада, что он пришел.
– Почему все такие… – начала было Мия.
Эрик едва слышно прошептал:
– Молчите, умоляю вас. Не говорите ни слова.
Мия осеклась – только сейчас она заметила, насколько бледен юный поэт. Сейчас он казался тенью того молодого человека, который днем пошел с ней на прогулку, и выглядел так, словно внезапно смог заглянуть в глубины ада. Оливер понимающе кивнул, взяв мужчину и женщину за руки, и улыбки покинули их лица. Наконец-то Мия видела страх и боль от потери. Картинка стала правильной.
«Я сплю. Я все еще сплю», – сказала себе Мия и услышала, как Оливер говорит:
– Я знал, что так и будет. Врожденный порок сердца. – В толпе кто-то всхлипнул, и Оливер добавил уже громче: – Мы похороним ее так, как велит обычай. Душа улетит к Господу, плоть уйдет к корням гор и вырастет новыми камнями.
Это так странно отозвалось с тем, что Мия видела во сне несколько минут назад, что какое-то время она могла только открывать и закрывать рот. Мия машинально сжала руку Эрика. Тот печально покосился в ее сторону, и она почувствовала, что ему страшно.
Он был бы рад оказаться как можно дальше от Ангеата, но ему некуда и не к кому было идти.
– Не умерла! – звонко провозгласили девушки. – Не умерла! Крысиный король принял ее! Плоть уйдет в землю и поднимется с травой, и прольется с летними дождями, и смирит буйные ветры. Радуйтесь, люди! Счастье грядет!
И Оливер вскинул руку к низкому темному небу, почти касаясь пышных животов нависших туч, и воскликнул так громко, что его услышали все обитатели Ангеата:
– Радуйтесь! Счастье грядет!
V
Утром Мие казалось, что все было сном. Странным, невероятным, даже диким, но сном. Выглянув в окно, она увидела, что на Ангеат ложится снег, неспешный, густой и пушистый. Возле елки круглолицая баба развернула бойкую торговлю каким-то горячим напитком: к ее самовару, важно сверкающему круглым пузом, даже выстроилась небольшая очередь. Но Мия всмотрелась в темные фигурки людей, которые торопливо шли сквозь снег по одной из улочек, увидела черные повязки на рукавах и поняла: нет, это был не сон. Совсем не сон. В Ангеате умерла девушка, и сегодня ее будут хоронить.
В комнату заглянула Кирси, увидела, что госпожа не спит, поклонилась и сказала:
– Доброе утро, миледи! Какую одежду прикажете готовить?
Мия нахмурилась, вспоминая свои платья. Пожалуй, темно-синее с серебряным кружевом по вороту будет в самый раз: не траурное, но достаточно сдержанное, оно вполне подойдет, чтобы выразить ее отношение к ситуации.
– Ты знала умершую девушку? – спросила Мия, объяснив служанке, какое платье нужно достать из шкафа.
Кирси вынула нужную вешалку и несколько мгновений завороженно рассматривала дорогую ткань и кружево, а затем опомнилась и ответила:
– Да, конечно, знала. Ангеат и Баллихар маленькие, мы здесь все друг друга знаем. С кем-то дружим, с кем-то в родстве.
– У нее и правда было больное сердце?
– Да, миледи, с самого детства. Господин Оливер, дай ему Бог здоровья за его доброту, даже привозил для Эвви лекарства из столицы. Но не помогло…
Мия вспомнила, что вчера не видела Кирси среди людей перед дворцом. Впрочем, вряд ли здесь есть что-то удивительное. Она могла быть рядом с умершей – или даже спать. Кирси скользнула в ванную, и Мия услышала, как полилась вода, и уловила сладковатый запах ароматических солей для купания.
– Я не поняла только одного, – призналась Мия, когда служанка вернулась. – Почему вчера все так радовались?
– Это у нас так принято, миледи. Чтобы мертвая душа не печалилась, видя слезы родных, – объяснила девушка.
Мию странно задело это словосочетание. Мертвая душа. Как вообще можно так говорить? Если веруешь в Господа, то всегда будешь жив и никогда не умрешь, даже если смерть настигнет тело.
Тело способно умереть. Душа вечно жива. Так говорил священник, отец Николай, и Мия нашла утешение в его словах, когда лишилась родителей.
– Когда ее будут хоронить? – поинтересовалась Мия. Кирси покосилась на часы и ответила:
– Около одиннадцати, миледи. Вы пойдете?
В глазах служанки мелькнул цепкий интерес, словно вопрос был проверкой, и она хотела посмотреть, как на него отреагирует Мия. С одной стороны, что ей делать на похоронах незнакомки? С другой, если она живет в Ангеате, маленьком поселении, где все друг друга знают, то ей лучше не выделяться, а делать то же, что и остальные. В конце концов, однажды Мие могут понадобиться те, кто будет считать ее доброй и сочувствующей, чем заносчивой гордячкой, которой незачем помогать.
