Дмитрий Хоменко - Идентификация эльфа

— Конечно, дорогой. Мы ведь законопослушные граждане, — мило улыбаясь, ответила Екатерина.

Присутствующие по–разному отреагировали на ее слова: Савонорола почему–то погрустнел и нервно заерзал, Немезида под воздействием исходящих от хозяйки флюидов добропорядочности трансформировалась в жалкое подобие слизняка, Миклош, укрывшись за клубами дыма, ехидно скалился, и только Эрик смотрел на женщину с явным одобрением, если не восхищением.

— Приблизительно неделю назад, поздним вечером, она появилась в нашем саду и изрядно всех перепугала своими страшными ранами. Мы хотели отправить ее в больницу, но несчастная наотрез отказалась. Тогда наш сын Гудвин самостоятельно оказал ей медицинскую помощь и накормил. Затем она поблагодарила нас за помощь и ушла. Больше мы ее не видели, — заявил Савонорола.

— Ваш сын врач? — поинтересовался Миклош.

— Еще нет. Учится на последнем курсе, — ответила за мужа Екатерина.

— Можно с ним побеседовать? — обратился уже к ней мышонок.

— Понимаете, наш мальчик очень впечатлителен. Это ужасное происшествие сильно на него подействовало, и он укрылся в своей комнате. Так что…, — попыталась отказать хозяйка дома, но, увидев выпущенного Миклошем ослика, поменяла тон. — Но, если это так необходимо…

Мальчик действительно выглядел немного ушибленным, но не по случаю, а по жизни. Огромный детина с немыслимо волосатыми руками, небритой детской рожицей и бейсбольной битой под мышкой тупо глазел в окно, практически закрывая доступ света в помещение. С появлением сыщиков изменилось на 180 градусов только его расположение. Потом появились слабые проблески разума в маленьких глазках и подобие улыбки на больших губах. Затем в руках оказалась бита, и Миклош с Эриком стали улыбаться ему в ответ, нервно, но искренне.

— Знаете, кому принадлежала эта замечательная вещица ручной работы? — первым вступил в разговор Гудвин.

— Наверное, кому–то из величайших бейсболистов всех времен и народов, — предположил Эрик, с облегчением вернувшись в родную стихию.

После этой фразы Эрик Рыжий для сына министра здраворазвития просто перестал существовать. В дальнейшем он обращался только к мышонку.

— Эта бита принадлежала знаменитому Робину Гуду. Именно ею он забил до смерти последних своих девять жертв. Мамочка подарила мне ее на день благодарения. Даже представить не могу, чего ей стоил такой подарок.

— Да уж, подобные раритеты сейчас ценятся повыше некоторых картин, уж Ван Гога то точно, — согласился с ним Миклош, припоминая, как совсем недавно начальник склада вещественных доказательств сокрушался по поводу деградации нации. Поводом для этого как раз и стала кража биты, тогда как находившийся на той же полке автопортрет Ван Гога не тронули.

— У меня еще много таких штучек. Показать? — смачно шмякнув губами, предложил Гудвин.

— С удовольствием посмотрим, — попытался обратить на себя внимание Эрик и тем самым спас положение.

— Вы, наверное, по поводу ночного происшествия, — отказавшись от своей затеи, перешел к делу Гудвин.

— Да. Ваша матушка сказала, что вы оказывали помощь жертве несколько дней назад.

Неожиданно из глаз Гудвина брызнули слезы, а нижняя губа стала истерически барабанить в подбородок.

— Какая помощь? — истерически взвыл амбалоид, до посинения в пальцах сжав биту. — Это была любовь с первого взгляда. Но откуда примитивным ищейкам знать, что такое любовь с первого взгляда?

— Только со второго, — зачем–то ляпнул Эрик.

— Что, со второго? — тут же угрожающе уставился на него Гудвин. Но пока эльф подбирал слова, интерес сына министра успел угаснуть вместе с немотивированной яростью, и он снова обратился к Миклошу. — Как только я увидел эти уставшие от невыносимой боли глаза, эти изуродованное тело, эти руки, я уже не сомневался, что наконец–то встретил ту единственную, о которой мечтал. Как только наступала ночь, она приходила в сад, и я мог беспрепятственно, невзирая ни на какие условности, наслаждаться ее обществом. Как смешно она ела пирожные из моих рук, если бы вы только видели.

Неожиданно Гудвин вскочил со своего места и прыгнул под кровать. Оттуда он достал пару крыльев, таких как обычно бывают у бабочек, только намного больше и из пластика.

— Вот, — это я мастерил для нее. Но, не успел.

После этих слов Гудвин собрался было снова расплакаться, но мышонок успел отвлечь его.

— Вы что–то говорили о ее руках. Не знаете, где они сейчас? — спросил он.

— В аквариуме, там, — ответил верзила, указав битой нужное направление.

На дне приютившегося в углу аквариума, залитые формалином, действительно лежали две волосатые конечности. Миклош сразу же обратил внимание на то, сколь грубо они были отделены от основного тела.

— Нам придется их забрать как вещественное доказательство, — уведомил он Гудвина.

— Только когда все закончится, верните мне их, пожалуйста. Это единственное, что мне осталось на память о ней, — смиренно попросил тот.

Эрик незаметно для него покрутил пальцем у виска, а мышонок задал еще один вопрос.

— Кстати, как ее звали?

— Не знаю, — пожал плечами Гудвин. — Она почти не говорила. Я ее все время кормил сладостями. Но иногда она успевала что–то пробормотать о Чебурашке. Но я думал, что это она его благодарит за то, что ниспослал меня. А имени не называла.

Задав еще несколько стандартных вопросов, сыщики упаковали обнаруженные улики и, не прощаясь с хозяевами, покинули дом. В сад возвращаться они не стали, отправившись прямиком в бюро. По пути произошел обмен мнениями.

— Похоже, у нас появился первый подозреваемый, — подвел промежуточный итог Миклош.

— Угу, — нехотя согласился с ним Эрик и развил мысль шефа дальше. — И проблемы нарастают, словно снежный ком.

— Что–нибудь придумаем, — попытался успокоить помощника мышонок.

2

Вольфганг не любил утро, точнее, раннее утро. Он любил ночь. Любил одиночество. Ночью он оставался наедине со временем. Вы знаете, как оно, остаться наедине со временем? Нет? Попробуйте как–нибудь. Хотя… Возможно, никто, кроме Вольфганга и не знает, что значит остаться наедине со временем. По крайней мере, даже те, кто проводил иногда часть ночи в обществе Вольфганга, не замечали ничего особенного. Вольфганг ночью ничем не отличался от Вольфганга днем. Когда на него смотришь или слушаешь его, трудно представить себе мир без Вольфганга. Представьте себе мир без солнца, без зеленой травы, без моря. Нет? А без Вольфганга? Представили? Значит, вы просто не знаете Вольфганга. Это нормально. Вы можете его не знать. Главное, что теперь вы всегда его узнаете, как только увидите эльфа, без которого трудно представить мир.