Судья и палач - Елизавета Берестова
— Прасковье Григорьевне стало плохо при выходе из супермаркета, она упала, а добрые люди вызвали скорую, — врач помолчал, — ковид дал осложнение на сердце. Я ей говорил, что надо серьёзно обследоваться, но ведь твою бабушку разве переубедишь!
— И как она? — с замиранием сердца заставила себя произнести Рина.
— Плохо. Стенокардия и острая сердечная недостаточность. Прогноз, боюсь, плохой. Поторопись, Аришка, и держись, духом не падай.
Врач сказал кому-то: "Сейчас", — и повесил трубку.
— Голову даю под отруб, что ей звонит какой-нибудь очередной воздыхатель, правдами и неправдами раздобывший номерок телефона, — со смешком прокомментировала уход из-за стола Яна, — а про бабулю — примитивная отмазка. Она ж всегда скрытничает, пять лет учились и можно сказать дружили, а я о ней и не знаю почти ничего.
— На воздыхателя не похоже, — Лена обеспокоило побледневшее лицо подруги, застывшее, словно маска, — Рина, что случилось?
— Девочки, — голос Арины звучал глухо и показался подругам простуженным, — моей бабушке плохо. Она в больнице. Я немедленно еду домой.
Девушка вытащила из кошелька две бумажки по пятьсот рублей и придавила своим стаканом:
— Всего доброго, девчата, не исчезайте.
Арина почти не помнила, как добиралась домой. Улыбчивый таксист пытался завести разговор с красивой пассажиркой, но ещё до того, как они миновали объездную дорогу, оставил всяческие попытки. Рина сидела как статуя с прямой спиной и не сводила остановившегося взгляда с плит бетонки.
"Пусть на этот раз всё обойдётся, — повторяла она, словно молитву, — я готова отдать десять лет своей жизни, если только это поможет". Она не знала молитв, бабушка не отличалась религиозностью, да и в храм не ходила. Хотя с отцом Викентием общалась, даже в чём-то там ему помогала.
Автомобиль лихо спустился с холма, миновал новый мост через Алтанку и, петляя по старым улицам, привёз девушку к старым липам парка Центральной больницы.
Корпуса терапевтического отделения белели впереди. Рина почти вбежала на крыльцо.
— Вы к кому? — строго сдвинула светлые бровки медсестра, выглянувшая из ординаторской.
— К Воронцовой, — на ходу бросила Рина.
— Халатик накиньте!
Не попадая руками в рукава, девушка поспешила дальше. Оказавшись в светлом коридоре, она остановилась. С обеих сторон — ровные ряды дверей, похожих как однояйцевые близнецы, с ничего не говорящими ей номерами палат. Рина так торопилась, что даже не спросила, в какой палате лежит её бабушка.
Тут последняя дверь с правой стороны отворилась, и показалась знакомая фигура Виктора Николаевича Макарова. Мужчина махнул рукой, показывая, куда идти.
— Быстро ты, Риночка, — проговорил он привычным бодрым врачебным тоном, — метла не подвела? — пошутил он по своему обыкновению.
Почему-то Арина у него упорно ассоциировалась с булгаковской Маргаритой. Он даже их чёрного кота Прошку именовал исключительно Бегемотом. Тот, естественно, игнорировал свежеобретённое имя, но доктора это не останавливало.
— Как она? — после поспешного приветствия спросила Рина.
— Плохо, — откровенно ответил Виктор Николаевич, мгновенно посерьёзнев. Он был подтянутым и спортивным, а седые волосы и элегантная щёточка усов придавала ему неуловимое сходство с американской кинозвездой прошлого века, — организм изношен. Я сделал всё, что мог. Ну а дальше, решит судьба.
— Прасковья Григорьевна, — проговорил он, отворяя дверь пятой палаты, — к вам тут посетитель рвётся. Пускать?
— Аринушка? — улыбнулась женщина в кровати, — пускай, как же. Я давно жду.
— Бабуль, ты как? — проглотив комок в горле, спросила Рина. Она присела на корточки возле кровати и взяла бабушкину руку.
— Нормально, всё нормально, — Прасковья Григорьевна похлопала внучку по руке. К её кисти тянулась микротрубка от капельницы, — держусь. Витенька, — синие глаза пожилой женщины взглянули на стоящего у двери врача, — оставь нас. Мне с Аринушкой посекретничать нужно.
— Хорошо, только, тётя Паша, умоляю, без глупого геройства. Не садиться и не пытаться демонстрировать торжество духа над бренной плотью.
— Какое уж тут геройство, — усмехнулась больная, — отгеройствовала своё. Ну, ступай.
Когда шаги завотделением стихли в коридоре, Прасковья Григорьевна велела запереть дверь. Арина послушно повернула защёлку в золотистой круглой ручке и вернулась к бабушке. Они остались вдвоём в одноместной палате. Несколько лет назад больницу реконструировали, отказались от общих палат, завезли современное оборудование и кондиционеры. Даже картины местных художников над кроватями развесили.
— Как защита? — спросила бабушка, чуть приподняв голову, вопреки запрету доктора.
— Отлично, красный диплом, — ответила Рина, с горечью видя, как осунулась Прасковья Григорьевна.
Рина часто думала, что в старости она станет похожа на бабушку. Они обе были высокие и стройные. Бабушка даже после девяноста не утратила прекрасной осанки. Обе они имели чёрные с лёгким каштановым отливом волосы, гладкие и абсолютно прямые. Носы тоже были похожи — изящные с выраженной горбинкой. Только вот глаза у бабушки отливали предгрозовой синевой, а у внучки кошачьей зеленью.
Сейчас же бабушка была очень бледной, щёки ввалились больше обычного, под глазами залегли тени.
— Другого я и не ожидала, — прокомментировала она информацию о защите. Ты — Воронцова, хвалить не стану. Не хвалят за то, что поступила как должно, — и, видя, что внучка еле сдерживает слёзы, твёрдо сказала: — возьми себя в руки. Разговор серьёзный будет. Не так и не сейчас я его планировала. Но, видно, судьба распорядилась по-своему. Сегодня вечером я умру.
— Бабуль! — не выдержала Рина и заплакала, — ну что ты!
— Утри сопли и слёзы и слушай. Выслушай до конца, какими абсурдными не показались тебе мои слова. Я — потомственная чародейка. Мне около двухсот лет. Если быть совсем точной — двести сорок семь. Наш род Воронцовых многие столетия стоит на страже Порядка в Поволжье, а я являюсь главным хранителем порядка в регионе. Срок моей службы подходит к концу. Я передам силу и все полномочия тебе.
Арина была готова услышать всё, что угодно, только не это. Двухсотлетняя чародейка? Порядок! Стражи! Всё это настолько не вязалось с привычным образом Почётного библиотекаря Городской публичной библиотеки, эрудированной, знающий несколько языков (гувернантка настойчивая попалась) и начитанной бабушкой, что девушка невольно подумала о душевном расстройстве. А что? Упала, травмировала голову, или микроинсульт, а, может, даже инволюционный психоз. Возраст всё-таки.
— Баба Паша, — как можно более будничным тоном проговорила Рина, — я с самого Саратова в туалете не была, отлучусь на минутку?
— Ступай, деточка, — бабушка прикрыла глаза, — а я пока отдохну.
Рина опрометью бросилась в ординаторскую. Там она застала уже знакомую белобрысую медсестричку с бокалом кофе в руке. Виктор Николаевич сидел за стареньким компьютером с сигаретой в зубах и двумя пальцами заполнял истории болезни.
— Уже поговорили? — он поверх очков глянул на Рину.
— Дядя Витя, — обратилась Рина, — у бабули с головой всё в порядке? Инсульт, там или инволюционный психоз?
Виктор Николаевич замер,
