Андрей Ильин - Девять негритят

— Эх!.. Гулять так гулять! — махнул рукой Виктор Забелин и, смотавшись в русский модуль, притащил бутылку «Столичной».

Значит, Герхард ошибся, значит, он ее не выпил!..

В воздухе повисли капли водки и виски. Как серебристая новогодняя гирлянда.

— Ну что — за Юджина! Чтобы все у него было хорошо!..

И это было сказано очень искренне. Потому что — если будет у него хорошо, то и у всех тоже хорошо! Ведь они — экипаж. Они вместе на одном корабле!..

Как в банке!..

МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ

Пробуждение было странным. И было неприятным. Словно кто-то шутки ради провел по лицу пером.

И еще раз.

И еще…

Кэтрин Райт поморщилась и сквозь сон потерлась лицом о ткань спального мешка. Неприятное ощущение прошло.

Но ненадолго.

Очень скоро она снова почувствовала, что к ее лицу кто-то прикасается. Или что-то… Что-то мягкое и податливое.

Просыпаться не хотелось, потому что ей снился дом. Наверное, этот сон был навеян вчерашним сеансом связи — ей снилась ее комната и она сама, лежащая в своей постели. Не нынешняя, а та, прежняя — ученица колледжа. Во сне она тоже спала и тоже не хотела просыпаться. Но в ее сне кто-то щекотал ей лицо. Скорее всего ее кот Франклин, который любил забираться к ней по утрам в постель и, мурлыча, тереться мордой о ее лицо.

— Брысь! — сказала она во сне, чтобы поспать еще несколько минут. Хотя уже понимала, что все равно сейчас придется вставать, собираться в колледж, потому что уже пора.

— Да уйди же ты, приставала!..

И, вздохнув и сделав над собой последнее усилие, окончательно проснулась. Не там, не дома, а там, где была, — на космической станции.

Она проснулась первой, возможно, потому, что кожа женщин более нежная и чувствительная, чем мужская.

Кэтрин проснулась и, не открывая глаз, вытянула из спальника руку и мазнула ею по лицу. Мазнула, тут же почувствовав, как та стала липкой.

Но это был не питательный крем, которым она намазалась с вечера. Это было что-то другое. Что-то, что мешало ей спать, щекоча кожу.

Она открыла глаза.

И ойкнула.

Вокруг нее, возле самого лица, возле спальника и там, дальше, висели красные шарики. Много мелких и более крупных шариков. Они расплылись по станции, влекомые сквозняками, нагоняемыми бортовой вентиляцией. Шарики бесшумно плыли, наталкиваясь на переборки и на спящих астронавтов. Они образовывали целые неспешно плывущие красные реки. И образовывали заводи в местах, где воздушные потоки натыкались на препятствия и, обтекая их, пригоняли все новые и новые шарики, которые застаивались, прилипали к стенам и сливались друг с другом.

Что это?..

Кэтрин вытянула руку и поймала пальцами один из шариков, который легко лопнул под нажимом, растекаясь по коже красным. Шарик был вязким на ощупь.

Кэтрин высунулась из спального мешка, увидела, что тот густо облеплен красными шариками и стена тоже, увидела медленно плывущий в ее сторону красный поток и, зачем-то схватив зеркальце, увидела в нем отражение.

И страшно, истошно закричала!..

Ее лицо было измазано кровью! Той, что, свернувшись в шарики, плыла, влекомая потоками воздуха, по станции, натыкаясь на стены и спящих астронавтов. Она пыталась смахнуть их с лица и давила, размазывала по коже красными полосами!..

От ее крика проснулись все.

И все увидели то, что видела она.

Увидели шарики.

— Что это? — спросил Рональд Селлерс.

И тоже раздавил шарик пальцами.

— Мне кажется… это кровь… — ответил не ему — себе Жак Воден. — Да, это кровь!..

Астронавты вылетели из спальников, с удивлением и ужасом глядя на свои исчерченные красными полосами лица. И на потоки красных шариков, растекающихся по станции.

Но откуда?!

Гадать пришлось недолго. Чтобы все узнать, нужно было проплыть против красного потока туда, откуда он брал свое начало. Нужно было добраться до истоков…

Которые были недалеко, были — рядом.

В минуту астронавты собрались вместе, зависнув возле стены, откуда брала начало кровавая река. Зависли возле спального мешка единственного не проснувшегося члена экипажа.

Он не мог проснуться, потому что был мертв!

Его шея была перерезана от уха до уха, и из нее уже не толчками, уже медленно и неспешно вытекала кровь, которая тут же сворачивалась в красные шарики, и они разлетались по станции, влекомые потоками воздуха, дующими из вентиляционных решеток.

Это его кровь прибивалась к спальным мешкам и липла к лицам. Его кровь они размазывали по коже.

Рядом с мертвецом с перерезанной шеей в воздухе плавал длинный, с черной полированной рукоятью и срезанным косо острием, нож. Скорее всего тот самый, которым убийца перерезал горло жертве…

Юджин Стефанс умер на следующий после своего сорокалетия день. Умер не на Земле — в космосе…

США. ШТАТ АРКАНЗАС

Юджин родился в штате Арканзас в многодетной фермерской семье. Все свое детство и юность он трудился как вол, вставая в пять утра и ложась затемно.

Он не любил землю, ненавидел сельское хозяйство и терпеть не мог крупный и мелкий рогатый скот. Из-под которого нужно было каждый день выгребать навоз, который нужно было кормить, поить, доить, чистить и выхаживать. С гораздо большим удовольствием он копался в технике, пачкаясь по самые глаза в солярке и мазуте. По натуре он был технарь, но у его отца была ферма, было сто акров земли, засеянной кормовыми культурами, и было полтысячи бычков. Так что его не спрашивали, к чему он больше склонен.

До восемнадцати лет Юджин честно трудился на ферме, а в восемнадцать отправился в город, где, явившись на вербовочный участок, записался в армию. Добровольцем.

Юджина отправили служить в ВВС авиамехаником.

Отец, хоть и ворчал, что теперь не справится с хозяйством, был доволен поступком сына. Который стал мужчиной! Ведь он тоже когда-то, сбежав с фермы, отправился служить в армию, и тоже добровольцем, и даже успел немного повоевать во Вьетнаме, получив от вьетнамских коммунистов ранение, а от правительства Соединенных Штатов — медаль. А уж его отец — дед Юджина — и вовсе был воякой, потому что был летчиком бомбардировочной авиации и воевал во время Второй мировой вначале в Нормандии, а потом с япошками, бомбя их острова.

Так что Юджину было с кого брать пример.

Хотя Юджин ни с кого пример не брал, а просто хотел повидать мир, надеясь, что в армии дерьма будет меньше, чем на ферме.