Хищное утро (СИ) - Тихая Юля

Старшая ветвь, к которой принадлежу я, считаются «настоящими» Бишигами и зарождают создание в мёртвой материи: она становится покорна нашей воле и делает то и так, как ей велено. Я могу научить голема работать в шахте, или мыть полы, или заставить его копать отсюда и до обеда и только подкармливать каплями своей крови и животным белком. Хорошо обученный голем может быть много полезнее работника-человека, — собственно, иначе бы у нас их никто и не покупал, — но глупо думать, будто горгульи действительно хоть сколько-нибудь умны.

Вложенные в них чары — это цепочка простейших действий, чёткая инструкция, из которых можно собирать инструкции всё более и более сложные. Создание горгульи начинается с механики, и много недель уходит только на то, чтобы научить её ходить, или бегать, или стоять на одной ноге, или подниматься по лестнице, или держать что-то в руке. Чтобы создать армию рыцарских лат, бабушка Урсула наняла двух взаправдашних, живых рыцарей, и много дней наблюдала за их движениями, разделяла их на простые последовательности и строила логические карты, по которым создание должно решить, какую из них выбрать.

Разумеется, за столько лет накоплено множество уже готовых чар, которые можно прочесть и повторить. Обычных домашних големов я могу штамповать ротами, потому что все они в конечном итоге устроены одинаково. Мой предок Галактион создал за свою жизнь тысячу собак, и на основе его работ другие Бишиги развели великое многообразие звероподобных горгулий.

Если нужно «быстренько» — я могу взять собачьи чары и надеть их на тело голема-слуги. Но собачья пластика не подходит человекообразному телу, и несчастное создание, вероятно, поломает себе ноги и будет лежать, жалобно подвывая. Это убогое создание никак нельзя будет назвать вервольфом, а для вервольфов в семейной библиотеке нет готовых чар, их придётся создавать с нуля, и займёт это никак не меньше нескольких недель.

По запросу полиции я могу сделать штурмовую горгулью, это несложно: можно соорудить что-нибудь вроде Малышки, и если Ларион достаточно быстро сварит тело, уже через несколько дней у полицейских будет роскошная хищная тварь, при одном виде которой любой злоумышленник уписается от ужаса. Но я не могу сказать этой горгулье: «теперь ты против запретной магии», — потому что она понятия не имеет, что такое запретная магия, и что значит «быть против». Я должна записать в чарах конкретно: что именно в каких ситуациях делать. А если это подразумевает самопроизвольную атаку, то одни только проверки займут много месяцев.

Става слушала на удивление внимательно, и даже выражение лица у неё было серьёзным, расчётливым.

— То есть они всё-таки не могут думать?

— Не могут, — я потрепала Крошку по носатой голове. — У горгулий нет своего мышления. Они выполняют комплексные указания, только и всего.

— Это ты сейчас приказала ей лизнуть твою руку?..

Я смутилась и одёрнула ладонь. Собаки Галактиона поведением были невероятно похожи на настоящих, — так, что иногда он даже водил их на собачьи выставки, выдавая свои творения за особую островную породу. Живые существа редко бывают неподвижными, и в его чарах было почти триста сценариев нейтральных взаимодействий с владельцем; большинство Бишигов предпочитало вкладывать похожие в горгулий, которые постоянно сопровождали человека, просто для собственного комфорта. Не большая это радость — иметь рядом с собой безмолвное орудие для убийств с мёртвыми машинными движениями.

Что, конечно же, не делало эти создания хотя бы относительно живыми.

— То есть проблема в запретной магии? Твои горгульи не знают, что это такое. И какая-нибудь лекция Персиваля про Бездну и трансмутацию им не поможет?

— Не поможет.

— Очень жаль, — Става нахмурилась, а потом как будто вспомнила о своей маске, расплылась в улыбке и принялась болтать ногами. В руке её сверкнула монетка, которую она быстро-быстро крутила между пальцами. — Это поэтому они не остановили вчера Асджера?

— При чём здесь он?

— От него фонило запретной магией, — Става встряхнула косичками. — Я бы даже сказала: нестерпимо смердело!

Я растерялась и поневоле взглянула на Ставу по-новому:

— Ты лиса? Из нюхачей Сыска?

— Да вот ещё! Я другой зверёк, слегка поменьше, не важно. Или ты что ли думаешь, что если я не лиса, так я вообще ничего не чую? От него воняло на весь Лес!

— Я не заметила, — медленно сказала я. — Кровью пахло, да и всё.

— Колдунья, — Става наморщила нос. — Вообще, всё это очень подозрительно! Но, конечно, логично.

— Почему это?

— Ну нельзя же быть таким скучным, как про него рассказывают все подряд. У этого зануды просто должен быть какой-нибудь ужасно странный секрет. Отрубленные головы в шкафу, танцы в стриптиз-клубе в женском платье по субботам, ну или хотя бы любовь к оливкам! Запретная магия, — отличный вариант. Каждому нужен свой маленький порок, иначе можно нечаянно стать совсем психом и уехать лечиться к этим твоим, младшим Бишигам. Вот что ты, например, делаешь, когда не разыгрываешь из себя хорошую девочку, м?

— Не понимаю, о чём ты.

— Ну-ну, — фыркнула Става. — Но как хочешь, как хочешь! Так вот, про Асджера…

xvii

Става разболтала мне уйму конфиденциальной информации про Асджера Скованда, — и я даже поняла, что она имела в виду, говоря, что «нельзя быть таким скучным». Асджер Скованд был, по отзывам знакомых, просто образцом непримечательности и добропорядочности. Помимо чёртовых морских ежей он увлекался плохими анекдотами, а раз в месяц посещал некое караоке-заведение на окраине Огица, где неправдоподобно изображал из себя рок-звезду.

Даже безутешная невеста Анне Вилль говорила лишь о том, что Асджер был «надёжный».

Тем не менее — и это подтвердили и лисы на месте, и, позже, эксперты полиции, — Асджер Скованд пах запретной магией.

Смердел, поправила Става, как будто была какая-то разница.

Если пытаться объяснить, чем запретная магия отличается от обычных чар, ответ может занять много-много страниц, в которых, увы, совсем потеряется смысл. Наши мохнатые соседи утверждают, будто у всего запретного есть запах, и что запретная магия пахнет адреналином, и тестостероном, и кортизолом, в неких особых пропорциях; правда, показать это достаточно убедительно, с применением научного метода, им пока не удалось.

У нас, колдунов, с запретной магией свои отношения. Нет никаких сомнений, что некоторые проявления дара Родов могут быть ужасными, — и мой отец сам по себе достаточный тому пример; разумеется, некоторые из практик запрещены повсеместно и это, честное слово, к лучшему. Другое дело, что подчас не так и легко понять, что ещё допустимо, а что — уже запрещено.

Чернокнижники всегда обладали замечательной фантазией, переходящей все рамки разумного, поэтому запрет магии носит превентивный характер. Запрещено всё, что не разрешено, — а что разрешено, должно соответствовать набору хорошо продуманных условий.

Так, большинство из нас пользуется наизустными формулами, — заготовленными и многократно проверенными чарами, фразами изначального языка, созданными для воздействия на реальность. Существует формула для поджигания фитиля свечи, и формула для очищения грязной воды, и формула для высушивания одежды. Множество людей никогда не выходит за рамки наизустных формул. Те же, кто стремится к большему, изучает изначальный язык и учится составлять из него свои заклинания, — как и с големами, здесь важны однозначность и точность. С новой формулой правильно поступить так: сперва написать её на бумаге и снабдить полным морфемным разбором; затем заключить её в рамки контролируемой среды, активировать и протестировать по процедуре; результаты тестов запротоколировать, подать в Комиссию, получить печать «Одобрено», и затем применять свою придумку в соответствии с техническим заданием.

Разумеется, многие заклинатели в действительности всего этого не делают. Устоявшаяся юридическая практика такова, что если запретная формула не несёт в себе угрозы для окружающих, дело обычно ограничивается неприятной беседой и прослушиванием занудного курса об общественной безопасности.