Надежда Попова - Ведущий в погибель

Арвид упал неловко, точно старец, потерявший опору на скользкой зимней улице, изогнув переломленную спину и сипло ловя вдох распахнутым ртом; ладони уперлись в пол, пытаясь поднять тело, зло царапнув камень, и фон Вегерхоф опустился коленом на грудь, вмяв его в точку схождения ребер. Занеся стиснутый кулак над головой противника, стриг мгновение помедлил и ударил – но не в лицо, а в пол, глубоко пронзив ногтями ладонь.

На кровь, бегущую с поднятой над ним руки, Арвид взглянул мутно, вяло попытавшись отвернуть голову, но уже не стремясь подняться.

– Этого ты хотел? – выговорил фон Вегерхоф с усилием и прижал порезанную ладонь к стиснувшимся губам, докончив севшим, охриплым шепотом: – Так пей.

Тот рванулся в сторону, вздрогнув и изогнувшись, силясь оттолкнуть его от себя; стриг надавил сильнее, едва не вмяв ему голову в пол, и поднялся, отступив на шаг от поверженного мастера. Арвид опрокинулся набок, давясь и кашляя, плюясь кровавой слюной, привстал, упираясь скользящими по камню ладонями, и упал снова, хрипя, точно загнанный конь.

– Добей, – плохо слыша самого себя, подстегнул Курт, и стриг воспрещающе вскинул ладонь.

– Нет, – отозвался он, не оборачиваясь, лишь отступив еще на один шаг от агонизирующего тела. – Пусть.

– Не дай Бог… – начал он, и фон Вегерхоф коротко оборвал:

– Не даст.

Арвид уже не двигался, лишь пальцы хватались за горло, раздирая кожу и мясо, словно пытаясь выцарапать, исторгнуть то, что жгло его изнутри; в последний раз тело его содрогнулось, и он застыл, уставясь в потолок окаменевшим невидящим взглядом…

– Арвид!

Того, как Хелена очнулась, Курт не заметил, не заметил никто, пока она с надрывным воплем не бросилась к убитому мастеру; фон Вегерхоф шагнул ей навстречу, перехватив за удерживающий ее руки ремень, та забилась, силясь вырваться, и стриг отшвырнул ее прочь, с силой ударив о стену. Она сползла на пол, оглушенно зажмурясь, и осталась сидеть, тихо всхлипывая и бормоча проклятья.

– Неужто его больше нет… – проронил фогт, ошеломленно глядя на недвижимое тело посреди часовни. – Я не могу в это поверить…

– Я, кстати, тоже, – многозначительно заметил Курт. – Ты уверен, что он не встанет?

Фон Вегерхоф, не ответив, медленно прошагал к отброшенному перед боем клинку, подобрав, возвратился к убитому и, присев перед ним на колено, с короткого замаха ударил по открытой шее.

– Не встанет, – отозвался он, наконец, бросив меч на обезглавленное тело, и тяжело поднялся, держась ладонью за раненое плечо. – Свяжите его, – посоветовал стриг, кивнув в сторону все еще беспамятного Конрада. – Этот очнется – одной оплеухой не отделаешься, а я сейчас несколько… утомлен.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно подала голос Адельхайда, и фон Вегерхоф болезненно поморщился, усмехнувшись:

– Parfait, mà chéri, vraiment parfait[203]… Я только что убил мастера. Чувствую себя… неоцененным. Я ожидал хотя бы одного замечания в духе «это невероятно, Александер!». И, быть может, некоторой признательности моему Мастеру за помощь.

– Я что-то не видел небесного света, нисходящего на твою голову, – возразил Курт, подбирая алтарное покрывало, и, искоса подняв взгляд к Распятию, покаянно вздохнул: – Прости уж, Господи, но придется… Я, – продолжил он, разрезая мокрый бархат на полосы, – не видел также поразившей его молнии или чего-либо в таком роде. Да, ты одолел настоящего мастера; respectus тебе за это. Знаешь, я в Кельне слышал историю об одной старушке, которая при пожаре в ее доме вытащила на улицу сундук с барахлом, который потом волокли четверо здоровых парней… Это называется status affectus[204]. Ты был зол, за твоей спиной были мы, выхода не было… Как у той старушки. А теперь помоги мне скрутить нашего птенчика, и давайте линять отсюда, пока те, за дверью, не сообразили, чем ее снести.

– Быть может, безопаснее убить его? – с сомнением заметила Адельхайда, отступив в сторону, когда стриг перевернул Конрада лицом вниз, связывая его руки полосой тяжелого полотна. – Сдержат ли его такие путы, пускай и освященные?

– Сдержат, – уверенно отозвался фон Вегерхоф, затянув узел, и приступил к ногам, закручивая на них вторую полосу. – По меньшей мере, чуть ослабят.

– В конце концов, если он станет слишком активным, мы вполне успеем насадить его на меч, – добавил Курт, – а привести потом в норму – несложно. Адельхайда, это – живой стриг, и мы будем пытаться сохранить его таковым до последнего…

– Эберхарт! – внезапно замерев, повысил голос фон Вегерхоф, распрямившись, и Курт обернулся на фогта, застыв неподвижно на месте.

Тот стоял у тела Арвида, держа в руке брошенный меч стрига, и смотрел на лезвие пристально, словно надеясь увидеть что-то, не видимое прочим, в мутной стальной глуби. Курт медленно поднялся с корточек, шагнув от связанного птенца к наместнику, и фон Люфтенхаймер попятился, крепче сжав пальцы на рукояти.

– Господин фон… Эберхарт, – осторожно произнес Курт, – отдайте мне оружие.

– Против вас я его не применю, майстер инквизитор, – отозвался тот твердо, отступив еще на шаг, и он кивнул, шагнув следом:

– Это меня и беспокоит… Отдайте. Прошу вас.

– Это обвинение в измене, – тихо выговорил фогт. – Публичный суд. Публичная казнь. Позор на весь род, от предков до потомков. Что ждет моего сына? Бесчестье, изгнание, стыд… Не хочу. Не могу. Я не уберег дочь… у меня больше нет дочери. Не уберег себя. Я хочу сберечь хотя бы имя.

– Потеряв душу? – тихо докончил фон Вегерхоф, и наместник кивнул, распрямившись:

– Тогда убейте меня вы. Скажите, что сделаете это – и я отдам вам меч. Но я не могу себе позволить предстать перед судом.

– Этого и не будет, – возразил Курт, медленно сдвинувшись еще на шаг вперед. – В этом деле вы пострадавший, Эберхарт. Вы не изменили, не предали, не замыслили заговор и не примкнули к нему. Вас не за что судить Конгрегации, и Император, поверьте, не станет; не делайте глупостей. Отдайте.

– Я слишком много знаю, – улыбнулся фон Люфтенхаймер с усилием. – Барон – агент Конгрегации, верно? Иначе вы, майстер инквизитор, не общались бы с ним так запросто. Стриг-агент. Информация не для всех. Адельхайда… Дитя мое, мне жаль, что вам выпало пережить такое… но вы весьма легко это снесли. Слишком легко. Слишком просто влились во все то, что происходило этой ночью. И как вы трое держите себя друг с другом… Ведь и вы тоже служите Конгрегации. Не говорите, что я ошибаюсь, я старик, но не слепой и не дурак.

– Именно потому ваша жизнь так важна, – подтвердил Курт, видя, как подобрался стриг, готовясь сорваться с места. – Суда над вами не будет, поверьте. И никто не намерен вас устранять, если вы намекали сейчас на подобное развитие событий. Да, теперь вам известно многое, очень многое… и это хорошо. Не будет недопонимания в будущем, когда имперским служителям доведется сотрудничать с Конгрегацией в этом городе.