Надежда Попова - Ведущий в погибель

Зондергруппы у замка нет – это Курт осознал внезапно и четко. Отчего бы ни задержались бравые парни в броне, что бы ни было причиной, но факт оставался фактом: они не пришли к рассвету, как рассчитывал он и, наверное, втайне надеялся даже фон Вегерхоф. Арвид, осмотрев лес вокруг стен, возвратился с дальними замыслами на будущее, возвратился спокойным и невозмутимым, не насмехаясь над затаившимися в кустах людьми, что было бы, увидь он их и пройди мимо, не похваляясь победой, что, несомненно, сделал бы, если б группу захвата ему удалось перебить. Их нет. И не будет, пока не станет слишком поздно…

– Итак, остался ты, – переместив взгляд на стрига, кивнул Арвид. – Я не упомянул в своих планах лишь тебя.

– Я так опечален, – фыркнул фон Вегерхоф, и тот коротко усмехнулся:

– А вот это верно. Без шуток. Ведь сейчас ты осознаёшь одну вещь: все, что я расписал, станет возможным лишь после твоей смерти. Заметь, я не требую ни от кого из вас отпереть дверь и впустить сюда моих людей; как полагаешь, отчего бы это?

– Ты сам скажешь, – отозвался стриг; Арвид кивнул:

– Скажу. Тут ты прав. Скажу то, что уже говорил. Помнишь? За своих птенцов бьется мастер. Я – готов на это; у той способной девочки многое впереди, а с Конрадом у нас слишком многое позади, чтобы я вот так просто дал им умереть. А готов ли ты? Есть ли для тебя твои смертные друзья то же, что для меня – мои птенцы? Решим наш спор раз и навсегда. Если победу одержишь ты – я знаю, моим не жить; если я – ты слышал, что будет с твоими смертными приятелями. Это справедливая ставка. Нечего размышлять, – заметил Арвид, чуть шевельнув арбалетом. – У тебя нет выбора. Если ты откажешься, я не стану стрелять в кого-то из них, я выстрелю в тебя. Ты не сможешь увернуться, ты знаешь, с такого расстояния не увернулся бы и я. Я нанесу рану, которая обездвижит тебя, после чего у тебя на глазах порву на части эту черноволосую куколку – медленно и очень болезненно; не говори, что тебя это не тревожит. Ты пришел за ней в мой замок, рискуя собственной жизнью, а стало быть, кое-что она для тебя значит. Но даже если я промахнусь, ничто не изменится: я просто стану убивать каждого, кто находится в этой часовне, а ты, разумеется, попытаешься мне воспрепятствовать, и драться со мною тебе так или иначе придется… Брось, Александер. Я только начал думать, что ошибался на твой счет, не заставляй меня возвращаться к прежнему мнению. Я понимаю, ты знаешь, что я сильнее, ты боишься схватки со мной, однако в том и есть жизнь – идти к цели через свой страх. Все зависит от того, насколько важна для тебя цель…

– С той стороны хода есть засада из твоих наемников? – оборвал его фон Вегерхоф, и Арвид качнул головой, улыбнувшись:

– Нет. Вы сумеете уйти, если ты победишь. Если победишь, достигнешь своей цели: спасешь наместника, душу своего смертного друга и жизнь этой красотки. И избавишь мир от трех ужасных тварей; ведь и это важно для тебя, верно? Но – насколько важно?

– Даже не думай, – тихо выговорил Курт, и фон Вегерхоф качнул головой:

– Он прав. Выбора нет.

– Нет, – повторил за ним Арвид, когда тот шагнул вперед. – Без оружия. Мы разрешим наш спор так, как это всегда совершалось среди нас: только я и только ты. Никаких клинков. И если кто-то из них встрянет в наш бой…

– Никто не вмешается, – вновь оборвал фон Вегерхоф, отбросив меч к стене, и, отстегнув ножны, отправил их следом. – Только я и только ты.

– Ты спятил, – шепнул Курт как мог тише, понимая, что и Арвид тоже слышит его. – Ты не справишься с ним один.

– Да, – согласился стриг; помедлив, неспешно поднял взгляд к небольшому Распятию над алтарем и уверенно докончил: – Но я не один.

– И последнее, – со снисходительной усмешкой добавил Арвид, обратясь к Курту. – Брось-ка сюда свое столь оригинальное оружие.

Помедлив, он смерил взглядом расстояние от себя до замершего напротив стрига и, размахнувшись, швырнул бархатный жгут, целя в лицо. Арвид отбросил прочь разряженный арбалет, перехватил покрывало, и, морщась, оглядел зажатое в руке мокрое полотно.

– Неприятно, – сообщил он доверительно. – Не моё. Однако, как видите, в отличие от моих птенцов, я способен снести и это; по крайней мере, настолько, чтобы успеть должным образом ответить, если кому-либо придет в голову, к примеру, плеснуть на меня водой из той чаши. Твой мастер будет наблюдать, Александер. Не более. – Арвид отбросил покрывало прочь, и Курт успел увидеть, что кожа его ладони покраснела, точно от прикосновения к горячей стене очага. – Все, подобное этому, приравнивается к оружию и в случае использования рушит наш договор: тогда я начинаю убивать присутствующих.

– Никакого оружия, – заметил фон Вегерхоф, и тот кивнул, разрядив второй арбалет и бросив его на алтарь.

– Не бойся, – подтвердил Арвид, отшвырнув стрелу в угол часовни, и, наклонив подсвечник, закрыл за своей спиной вход в тоннель. – Я не намерен жульничать. Это лишило бы все происходящее смысла. Надеюсь, сам ты ничего не припрятал?

– Не бойся, – повторил стриг, сделав еще два шага вперед, и Арвид сорвался с места легко, словно подхваченное ветром перо, одолев расстояние до противника одним прыжком.

От удара ладонью в грудь фон Вегерхоф отлетел к колонне, подпирающей темный потолок, кувыркнувшись на пол; Арвид остановился напротив, поведя плечами, и кивнул:

– Вот тут-то бы тебе и конец… Но это лишь одно падение; ничего не значит. Вставай. Я знаю, ты способен на большее. Я хочу увидеть, на что.

Курт шагнул вперед – безотчетно, непроизвольно, и фон Вегерхоф вскинул руку:

– Нет! – жестко велел он, поднявшись на ноги, и, встряхнув головой, повторил: – Нет. Не вмешивайся.

– Если он победит с твоей помощью, – не оборачиваясь, заметил Арвид, – он так никогда и не узнает, чего же сто́ит на самом деле… Итак, будем считать, Александер, что ничего не было, и начнем с начала.

– Будем, – согласился стриг, устремившись вперед.

Арвид уклонился легко, сделав лишь один шаг в сторону и ударив фон Вегерхофа локтем по затылку; тот вновь покатился на пол, на сей раз перевернувшись и вскочив на ноги одним не уловимым глазу движением, и стриг одобрительно кивнул:

– Уже чуть лучше… А теперь довольно игр.

Да.

Довольно игр.

Жизнь – не игра, не доска из двух цветов.

Два цвета – два пути; всегда в этой жизни есть выбор лишь из двух путей. К свету или тьме. Избавлению или погибели. Согласию или отрицанию. «Est est non non quod autem his abundantius est a malo est»[200].

Жизнь – игра.

Сумрак – время выбора. Рубеж избавления и гибели – стезя к освобождению. Грань между признанием и отрицанием – постижение. Есть просторная тропа меж двух путей. Кто не сумел понять это – обречен. Ты обречен.