Сервер и дракон - Ханну Райяниеми
У меня уши заложило от одной этой мысли.
– Вот что чувствовали люди, – сказал Маленький Зверек. – И они установили законы: только один экземпляр каждого человека. Люди, которые называют себя «ВекТех», научились ставить в сознании людей водяные знаки и разработали программное обеспечение для управления правами, которое должно было остановить копирование. Но некоторые люди – вроде твоего хозяина – научились их стирать.
– Неправильный хозяин, – тихо сказал я.
– Да, – сказал Маленький Зверек, – он не хотел быть нелегальной копией. Он сдал твоего хозяина.
– Я хочу вернуть хозяина, – сказал я, и гнев и тоска забили крыльями в моей груди, как птицы в клетке.
– И кошка тоже, – мягко сказал Маленький Зверек.
И только тогда я увидел, что кошка сидит рядом со мной на пляже, и глаза ее мерцали на солнце. Она посмотрела на меня и примирительно мяукнула.
После этого Маленький Зверек приходил к нам каждую ночь и учил нас.
Музыку я любил больше всего. Маленький Зверек показал мне, как превращать музыку в запахи и находить в ней закономерности, похожие на следы огромных странных животных. Я изучал старые записи хозяина и обширные библиотеки его виртуального стола и научился смешивать их в запахи, которые мне казались приятными.
Я не помню, кто из нас придумал план спасения хозяина. Может быть, кошка: мы могли нормально говорить только на острове снов, где ее мысли появлялись узорами на песке. Может быть, Маленький Зверек, а может быть, и я. Мы говорили обо всем этом столько ночей, что я уже не знаю. Но началось это на острове, где мы стали стрелами, выпущенными в цель.
Наконец мы были готовы идти. Роботы хозяина и нанофакс собрали глайдер по модели с открытым исходным кодом, похожий на белокрылую птицу.
В моем последнем сне Маленький Зверек попрощался. Он что-то загудел себе под нос, когда я рассказал ему о наших планах.
– Вспоминай меня в своих снах, – сказал он.
– Ты не пойдешь с нами? – не поверил я.
– Мое место здесь, – сказал он, – и теперь моя очередь спать и мечтать.
– Кто ты?
– Не все множественные исчезли. Некоторые из них сбежали в космос, построили там новые миры. Там идет война, даже сейчас. Возможно, однажды ты придешь к нам, туда, где живут большие собаки. – Он вдруг рассмеялся: – Ну что, тряхнем стариной?
Он бросился в воду и побежал, на ходу превращаясь в большую гордую собаку в белой шубке, мышцы под которой переливались, как вода. Я побежал за ним в последний раз.
Когда мы взлетели, небо было серым. Кошка надвинула на глаза очки и управляла глайдером с помощью нейросетевого интерфейса. Мы пронеслись над темными волнами, встали на курс. Платформа превратилась в маленькое грязное пятнышко в море. Я смотрел, как она исчезает, и понял, что так и не нашел мяч.
Затем послышался удар грома, и темный водяной столб поднялся к небу там, где была платформа. Я не плакал: я знал, что Маленького Зверька больше нет.
Солнце уже садилось, когда мы прибыли в Быстрый город. Я знал, чего ожидать от Маленького Зверька, но и представить себе не мог, на что это будет похоже. Небоскребы высотой в милю, каждый из которых был отдельным миром – с искусственными плазменными солнцами, парками бонсай и миниатюрными торговыми центрами. В каждом из них жил миллиард лилипутов, бедных и быстрых: людей, чье сознание обреталось в нанокомпьютере размером с подушечку пальца. Бессмертных, которые не могли позволить себе использовать больше ресурсов перенаселенной Земли, чем мышь. Город окружал ореол светящихся фей, крошечных крылатых моравеков, которые порхали, как человекоподобные светлячки. Отработанное тепло их разогнанных тел погружало город в искусственные сумерки.
Городской разум направил нас к посадочной площадке. К счастью, правила кошка: я просто смотрел на весь этот гул с открытым ртом, боясь утонуть в звуках и запахах.
Мы продали глайдер на металлолом и принялись бродить в городской суете, чувствуя себя монстрами-дайкадзю. Данные о социальных агентах, полученные от Маленького Зверька, давно устарели, но они все еще могли встроить нас в социальную среду. Нам нужны были деньги, нам нужна была работа.
Так я стал музыкантом.
Бальный зал представляет собой полусферу в центре цеппелина. Он заполнен до предела. Бесчисленные живые существа мерцают в воздухе, как живые свечи, да и костюмы облеченных в плоть не менее экзотичны. Женщина, одетая в осенние листья, улыбается мне. Клоны феи Динь-Динь окружают кошку. Наши телохранители, вооруженные до зубов обсидиановые гиганты, расчищают нам путь на сцену, где стоят граммофоны. Толпа гудит. Воздух вокруг нас беременен призраками, воплощениями миллионов бесплотных поклонников. Я виляю хвостом. Запахи опьяняют: духи, тела из плоти, отсутствие запахов, свойственное моравекам. И запах падшего бога, неправильного хозяина, прячущегося где-то внутри.
Мы выходим на сцену на задних лапах, опираясь на туфли-протезы. Лес граммофонов высится за нами, их трубы похожи на цветы из латуни и золота. Мы жульничаем, конечно: музыка аналоговая, граммофоны настоящие, но канавки на черных дисках имеют едва нанометр в ширину, а иголки увенчаны квантовыми наконечниками.
Мы кланяемся и слышим бурю аплодисментов.
– Спасибо, – говорю я, когда этот гром наконец стихает, – мы молчали о цели этого концерта, пока могли. Но теперь я могу сказать, что это благотворительное выступление.
Я чувствую в воздухе напряжение, запах меди и железа.
– Мы скучаем по одному человеку, – говорю я. – Его звали Симода Такеши, и он умер.
Кошка поднимает дирижерскую палочку и поворачивается лицом к граммофонам. Вслед за ней я вступаю в созданное нами звуковое пространство, место, где музыка становится запахами и звуками.
Хозяин в нашей музыке.
Потребовалось пять человеческих лет, чтобы добраться до вершины. Я научился любить зрителей. Я мог чувствовать их эмоции и создавать для них музыку, которой они жаждали. Вскоре я стал уже не гигантским псом-диджеем среди лилипутов, а маленьким терьером в лесу танцующих человеческих ног. Кошачья гладиаторская карьера продлилась некоторое время, но вскоре она присоединилась ко мне в качестве актрисы в придуманной мной виртуальной драме. Мы выступали для богатых во плоти в Быстром городе, Токио и Нью-Йорке. Мне это нравилось. Я выл на Землю в небе Моря спокойствия.
Но я всегда знал, что это только первая фаза плана.
Мы превращаем его в музыку. «ВекТех» владеет его мозгом, его воспоминаниями, его разумом. Но мы владеем музыкой.
Закон – это код.
