Максим Марух - Игра Лазаря

– Э-э, он в доме… – неуверенно протянул Марс. – Позвать?

– Он не простит, если не позовёшь, – хохотнул Лазарь. Слегка безумно, на его взгляд.

– Марс, стой! – вскрикнула Яника, но мальчишка уже умчался в дом.

Яника подняла покрасневшее лицо. В обрамлении медно-рыжих волос, подсвеченных лучами догорающего солнца, оно казалось почти пунцовыми. Сверху было хорошо видно, как дрожат пальцы «козырька» над её глазами.

– Решил полюбоваться на закат без меня? – спросила она. – Стой там, я сейчас поднимусь.

– Не получится! – отозвался Лазарь. – Лаз на чердак завален. Похоже, кто-то уронил на него шкаф.

Ладонь Яники плавно опустилась вниз.

– Так, я за лестницей... – потусторонним голосом сказал Сенс, делая шаг в направлении дома.

– Не получится! – остановил его Лазарь. – Похоже, кто-то втащил лестницу на крышу с другой стороны...

Руки Сенса беспомощно повисли вдоль туловища. Он всё-таки решился проверить, обежал дом по кругу, а когда вернулся обратно, оторопело оглядел друзей. Лазарь не лукавил – лестница действительно лежала на крыше, привязанная верёвкой к трубе.

На улицу выскочил Марс, а следом за ним Матвей – заспанный, всклокоченный, в сиреневом махровом халате Аймы и её же тапочках.

– Что происходит? – хмуро спросил он.

Айма вкратце объяснила.

Матвей взглянул наверх со скучающим недоверием на лице. Лазарь подступил к краю как можно ближе, выставив одну ногу на край и перенеся на неё вес тела. Одной рукой он по-прежнему держался за петлю, другая свободно болталась над пропастью.

– Где траву брал? – избито пошутил Матвей. – Кинь наводку, я тоже возьму.

– Не издевайся над ним! – визгливо одёрнула его Дара. – Не видишь: он не в себе!

Ох, и ошибаешься же ты, подруга, снова подумал Лазарь. Как никогда в себе!

Марсен подбежал к фасаду дома и ощупал каменную кладку крыльца.

– Я могу залезть, – объявил он. – Сначала на балкон, а оттуда...

– ... камнем вниз, – закончил за него Лазарь. – Даже не пытайся, Тарзан. Я перебью тебе пальцы и сброшу вниз. Не терпится остаться калекой, спасая подлого меня? И не пытайтесь никуда звонить, – добавил он, заметив у уха Дары телефон, который она старательно прятала под пышной шевелюрой. – Я сделаю отсюда сальто-мортале раньше, чем пожарные развернут свой батут.

Мальчишка опасливо отшатнулся назад, как будто и правда поверил, что «сальто-мортале» вот-вот придётся ему на голову.

– Рехнулся? – севшим голосом спросил Сенс. – Думаешь, мы поверим, что ты решил свести счёты с жизнью?

– Судя по вашим рожам, уже поверили.

На самом деле Лазарь и сам не был уверен, хватит ли ему духу. Если он допустил ошибку, всё может закончиться весьма трагично

– Да я скорей поверю, что у нас на крыше соседский парень, который прикончил тебя в подворотне, снял кожу и напялил на себя. Самовлюблённые мудаки, вроде тебя, за свою шкуру весь мир утопят в крови!

Теперь в голосе Сенса чувствовалась нарастающая злость. Когда Лазарь творит что-то непотребное, в нём всегда вскипает праведный гнев. 

– Психологи МЧС свернули бы манатки и сразу уехали, услышав эту твою отповедь, – горько усмехнулся Лазарь, перехватив петлю другой рукой. Пальцы быстро затекали. – Тебе вообще известно слово толерантность?

– Хотел бы покончить с собой, выбрал бы домик повыше, – упорствовал Сенсор. – Отсюда голову не свернёшь. Максимум покалечишься. Хребет сломаешь, или ноги.

– Свернёшь, если прыгать на голову. На ноги прыгать у нас ты мастак.

Вперёд выступила Яника. Её слегка пошатывало – казалось, она вот-вот хлопнется в обморок.

– Лазарь, пожалуйста, перестань! – взмолилась она, трагически заламывая руки. – Ты меня пугаешь...

Даже с такой высоты Лазарь заметил, как сверкают её бесподобные васильковые глаза.

– Как пугаешь меня ты, солнышко, по сравнению с твоим страхом просто кромешный ужас, – жёстко ответил он. – Это что там блестит в глазах – никак, слёзы? Ну, давить заказные слёзы у тебя отменно получается. Я бы сказал, профессионально. Во время нашего маленького спектакля в лесу ты доказала это.

Лазарь старался вложить в слова всю ненависть, всю боль и обиду до последней капли. И даже чуточку свыше. Ему хотелось унизить её. Оскорбить. Заставить страдать. Даже не взирая на то, что теперь это практически невозможно.

Яника действительно не обиделась. Только подошла ещё ближе.

– Давай поговорим. Скажи, что случилось? Мы во всём сможем разобраться. Смерть – единственная безвыходная ситуация, а всем прочим можно найти выход, помнишь? Ты столько раз объяснял мне это, а теперь сам...

– Хреновый из меня учитель, – констатировал Лазарь без тени иронии.

– Для оптимизма всегда есть место. Его просто нужно освободить!

Отсюда она казалась настолько маленькой, беспомощной и беззащитной, что на одну секунду Лазарь почти усомнился в себе. Конечно, нельзя было поддаваться... но он не удержался. Он вспомнил инсон Марты, снова стал перемалывать его в уме, перебирать по косточкам, стараясь найти хоть одну лазейку для другого объяснения. Крошечную, микроскопическую, любую. Очень уж не хотелось доводить до крайности. Но нет, ошибки быть не могло. Как и места для оптимизма.

– В философии оптимистов жизнь – это даже не чёрно-бело-полосатая зебра, а балерина из музыкальной шкатулки. Если повернулась сиськами – значит, скоро обязательно покажет попу, – Лазарь крепче сжал петлю. – Этот туман вечной надежды на лучшее застит глаза. Мешает реалисту трезво мыслить и видеть то, чего не видят другие. Например, признаться самому себе, что балерина фарфоровая, шкатулка механическая... – он сделал паузу, подыскивая нужные слова. Впервые в жизни они не слетели с языка сами собой. – Что ты совершал ошибку за ошибкой. Что та, кому верил и доверял, оказалась продажной расчётливой дрянью…

Дара, Сенс, Айма, Матвей и Марс, не сговариваясь, переглянулись.

– Не переживайте, – сказал им Лазарь, махнув свободной рукой в сторону Яники, – она не обиделась. Ей вообще на меня плевать. На всех вас, кстати, тоже.

– Что он мелет... – зашептала Дара, ни к кому конкретно не обращаясь. – Господи, у него и правда горячка...

Они смотрели на Янику – точнее, на её спину, потому что сейчас девушка стояла ближе всех к дому. И только Лазарь мог видеть её лицо. То, что он там видел, ввергало в такое уныние, что хотелось выпустить верёвку прямо сейчас.

Лицо Яники ровным счётом ничего не выражало. Влага стояла в холодных неподвижных глазах, устремлённых вверх без тени смущения, удивления или обиды, как искусственная декорация на давно опустевшей сцене.