Кир Булычев - Таких не убивают

— Я не уеду, пока не добьюсь от вас согласия позвонить Аленушке. Хотя бы позвонить.

— Ну подожди, сначала поедим, — ответила, подумав, Татьяна Иосифовна.

Она стала быстро и обильно накладывать себе в тарелку картошку и мясо, словно мысленно уже отсчитывала, кому сколько положено, и себе, как старшей, выделила большую дозу.

Она ела шумно, мелко и быстро, как бы стараясь растянуть удовольствие от еды и в то же время насладиться как можно интенсивнее.

Соня ела также с удовольствием, но, поймав на себе взгляд Лидочки и ложно истолковав его, громко сказала:

— Кусок в горло не лезет, честное слово.

— Это от избалованности, — заметила Татьяна Иосифовна. — Ты не знаешь цену сухой горбушке.

— Вы бы радовались, что мое поколение обошлось без этого, — ответила Соня. — А вы как будто злорадствуете.

— Я говорю горькую и нелицеприятную правду. И мало кто любит ее слушать.

Соня вздохнула и отрезала кусочек мяса. Лидочка видела, что Сонечка голодна и с удовольствием умяла бы всю тарелку, но она сама загнала себя в роль несчастной подруги, лишившейся аппетита.

— А кто чайник поставит? — спросила Татьяна Иосифовна. — Лидочка привезла торт, и он уже почти разморозился.

Соня поднялась и спросила:

— А где чайник?

— Синий чайник стоит на плите. Милостями Лидочки даже растворимка появилась в нашем доме.

Сонечка пожала крутыми плечиками и направилась на кухню. Татьяна Иосифовна спросила Лидочку:

— Вы мне рассказали по телефону о шкатулке. Может, вы сможете ее описать?

— Разумеется! — сказала Лидочка. — Эта история началась еще до войны. Моя бабушка дружила с вашей мамой.

— Я знаю, знаю! — радостно ответила Татьяна Иосифовна. — Я даже нашла ее фотографию. Соня, достань альбом. Вон там, на стеллаже. Правее, еще правее. Ну что же ты, слепая, что ли? Синий! Вот именно. Спасибо.

Соня уселась на свое место, а Татьяна Иосифовна раскрыла старый, переполненный наклеенными, а то и просто вложенными фотографиями, альбом. На первой странице оказалась групповая фотография, судя по одежде — тридцатых годов.

— Вот моя мама, а рядом — ваша бабушка, Лида. Мне же мама все рассказывала. Я сама плохо помню вашу бабушку, но мама рассказывала. И я сразу узнала. Я поэтому и вас сразу узнала.

На глянцевой, чрезвычайно четкой фотографии — так и представляешь себе покрытый черным платком, согнутый вперед торс фотографа, как бы приставленный сзади к деревянной, на ножках коробке с пирамидальной гармошкой объектива, — была изображена группа людей на фоне фонтана и пальм. Группа состояла из нескольких обритых либо коротко остриженных мужчин в белых сорочках и светлых мятых брюках, возлежащих у ног легкомысленно хохочущих девиц в сарафанах и панамках. Все эти люди излучали жизнерадостность и беззаботность.

— Тридцать пятый год, — сообщила Татьяна Иосифовна. — Мало кто из них протянул больше двух лет.

— Это точно ваша бабушка, — сказала Соня, показав на молоденькую Лидочку, стоявшую в обнимку с бровастой, пышной, чернокудрой красавицей.

— Правильно, — согласилась Татьяна Иосифовна, — а рядом моя мама. Меня же, как всегда, оставили в Москве.

— А я думала, что вашего папу в честь Сталина назвали, — разочарованно произнесла-протянула Соня. — А он получается старше.

— Нет, когда папа родился, никто не подозревал о том, что один грузинский бандит станет освободителем человечества. Поэтому моего папу назвали так в честь одного плотника.

— Плотника? — удивилась Соня. — А почему плотника?

— Такая была специальность у папы Христа. Иисуса Иосифовича. Поняла?

— Ах, я совсем забыла, — Соня покраснела, даже круглый носик покраснел. Особенно покраснели щечки — казалось, что их незаметно помазали свеклой.

— Тогда считали, — сказала Лидочка, — что с вашей мамой, с Маргошкой, ничего не случится. Она имела большие заслуги перед партией… — Лидочка, произнеся эту формулу, сделала осторожную паузу, опасаясь, что вызовет вспышку гнева у диссидентки, но Татьяна Иосифовна лишь послушно склонила голову. — И ее муж, ваш папа, занимал большой пост.

— Это никому не помогало, — сказала Татьяна Иосифовна. — Сталин с наибольшей яростью уничтожал старые ленинские кадры.

Она вздохнула. Сонечка, как дитя другой эпохи, не подумав, произнесла:

— Что Сталин, что Ленин — один сатана.

— Ах, что ты понимаешь! — вздохнула Татьяна Иосифовна.

Сонечка и в самом деле ничего не понимала.

— Моя бабушка, — сказала Лида, — оставила у Маргошки шкатулку с археологическими находками и дневниками деда. На время. А потом началось…

— И всех арестовали? — спросила Соня.

— Не сразу, — ответила Лидочка. — И это — долгий рассказ.

— Человеческие судьбы — всегда долгий рассказ, — подтвердила Татьяна Иосифовна.

— Все эти годы в нашей семье сохранялась надежда, — продолжала Лида, — что шкатулка с находками и документами хранится где-то в вашем доме. Ведь Маргарита, как я знаю, даже чувствуя опасность ареста, уговаривала мою бабушку не брать у нее шкатулку. Потому что она хранит ее в безопасности.

— Она не смогла сохранить не только себя, но и меня! — с осуждением заметила Татьяна Иосифовна.

— Господи, какая тайна! Как интересно, — прошелестела Соня.

— А поэтому вы можете понять, что мы никогда не теряли окончательно надежды, — сказала Лидочка. — Ведь так хочется надеяться.

— А какая это была шкатулка? — спросила Татьяна Иосифовна. — Если она была в нашем доме, то я бы запомнила, я помню все мамины вещи.

— Вряд ли Маргарита увезла эту шкатулку в тюрьму или в ссылку.

— Но она могла выкинуть все вещи, а шкатулку использовать как ящик, — предположила Соня. Лидочка давно допускала такой вариант и огорчилась тому, что, помимо нее, так же думает посторонний человек.

— У меня есть ее рисунок. Моя мама сделала его по памяти.

Лидочка достала лист, сложенный вчетверо.

Она развернула его на столе, между тарелками. Это была простая шкатулка, формой напоминающая сундучок, из-за того что крышка была немного выпуклой.

Шкатулка стояла на ножках, сделанных в форме деревянных шариков, а рядом аккуратно были проставлены размеры — двадцать на тридцать два сантиметра, а высота — шестнадцать сантиметров.

— Она большая, — сказала Сонечка, отмерив расстояние на столе.

— И тяжелая, — добавила Лидочка.