Тихие шаги - Лена Александровна Обухова
– Мой папа! Ну, который биологический, первый муж мамы.
– Тот, что практически не общался с тобой после их развода, а последние годы даже не звонил? И не пришел на нашу свадьбу, хотя мы пригласили?
Радость на ее лице померкла, но улыбка все равно осталась, хотя теперь выглядела немного печально.
– Да, этот папа. Но он извинился. За все это. Сказал, что ему было невыносимо стыдно со мной общаться. Он проявил слабость, бросив нас, и долгое время не признавался сам себе, что его это угнетает, просто избегал нас – и маму, и меня. Но теперь он многое осознал и хочет наладить отношения, насколько это возможно. Был немного шокирован тем, какой я выросла и какой стала.
Последние слова Юля произнесла с затаенной гордостью, и Влад заставил себя улыбнуться. Он знал, что для нее это очень важно и много значит. Они редко говорили о ее отце. Что можно сказать о человеке, давно устранившемся из чьей-то жизни? Однако те несколько раз, когда речь о нем все же заходила, Влад замечал Юлину тоску.
Любой брошенный ребенок испытывает горечь, и у многих она со временем перерождается в злость и ненависть к предавшему родителю, но у Юли получилось иначе. Будучи по натуре девушкой мягкой и неконфликтной, она не столько винила отца, сколько неосознанно искала причины в себе. С самого начала их отношений Влад чувствовал это в ней: подсознательную уверенность в том, что она просто недостойна чьей-то любви. Например, любви родного отца.
Когда-то Юля призналась: если бы отец вдруг решил с ней встретиться, она ни за что не отказалась бы. Ее желание увидеть его на их свадьбе лишний раз подтвердило, что она по-прежнему хочет восстановления этих отношений. По мнению Влада, Юля надеялась впечатлить отца своими достижениями, заставив раскаяться в давнем решении отказаться от нее.
И вот теперь, кажется, нечто подобное наконец произошло. Влад очень хотел бы порадоваться за жену, но у него не получалось. Он был на тринадцать лет старше и, если уж называть вещи своими именами, гораздо циничнее. А потому не верил во внезапные душевные порывы и просветления. Влад был готов такое допустить, в конце концов, в его жизни тоже случился момент, когда он многое переосмыслил, но не мог рассматривать эту версию в качестве приоритетной. Скорее всего, Юлиному отцу что-то от нее понадобилось. И, учитывая все обстоятельства, вероятно, это деньги. На самом деле, странно, что внезапной вспышки отцовской любви не произошло раньше, ведь Юля уже несколько лет весьма состоятельная женщина.
– Ты не рад? – осторожно уточнила она, выдергивая Влада из размышлений.
От ее улыбки и свечения изнутри не осталось и следа. Видимо, он не особо преуспел в своей попытке изобразить энтузиазм.
Влад опустил крышку ноутбука, подался вперед и взял Юлины руки в свои.
– Я рад. Просто немного… удивлен, скажем так. И все еще обижен за то, что твой отец не принял наше приглашение на свадьбу. Нам следовало познакомиться хотя бы тогда.
Юля снова улыбнулась и сжала его ладони в ответ.
– У вас есть шанс сделать это сейчас. Он предложил встретиться завтра, и я пригласила его пообедать с нами. Только в городе, а то здесь меня снова на что-нибудь отвлекут, а я не хочу разрываться.
Что ж, как минимум это Влад мог считать шагом в сторону прогресса. После открытия гостиницы Юля совсем перестала отдыхать, стараясь быть вовлеченной в процесс и готовой решать проблемы круглосуточно. Что категорически неправильно и нездорово. Ее намерение оставить «Медвежье озеро» на несколько часов ради общения с отцом выглядело явным просветлением. За одно только это Влад был готов дать мужчине шанс.
– Я с удовольствием присоединюсь к вам. А по пути обратно мы могли бы посмотреть пару домов, если ты не против. Я могу договориться о показах.
– Супер! – Юля с энтузиазмом кивнула, и это его тоже обрадовало.
Влад боялся, что в своем нежелании оставлять гостиницу без присмотра, Юля не решится на переезд даже на небольшое расстояние, но она вроде как выглядела вполне готовой и к этому шагу.
– А какая вторая крутая новость? Ты сказала, что их две.
– У нас в эти выходные гостит Марина Вранова, – с придыханием сообщила Юля.
Влад непонимающе моргнул. Очевидно, это имя должно было что-то для него значить, но он, кажется, слышал его впервые.
Юля снова закатила глаза и покачала головой.
– Это писательница, очень известная. Я в колледже любила ее книги. Те, что не очень страшные, а больше про приключения и любовь.
– Ах, эта Марина Вранова, – протянул Влад, делая вид, что вспомнил.
Юлю и эта его попытка не убедила, она деланно-возмущенно стукнула его по руке.
– Она приехала с мужем, и я пригласила их поужинать с нами сегодня. Надеюсь, ты не против.
– Да я никогда не против компании. Вот только вы с ней будете говорить о книгах, а мы с ним о чем? Чем он хоть занимается?
– О, уверена, вы найдете тему для беседы. Он работает вместе с Нурейтдиновыми и приехал в Шелково по каким-то делам. Как думаешь, что это могут быть за дела?
– Понятия не имею, – искренне выдохнул Влад. – Но попробую у него узнать.
* * *
г. Шелково
Уля уже пару дней была не в духе, поэтому Паша почти не обращал внимания на ее бубнеж. Это началось еще на озере, на второй день пребывания, и он сразу пожалел, что вообще повелся и согласился туда поехать. Столько денег выкинули, а она еще и недовольна осталась. В первое же утро на завтраке несколько раз трагически заметила, что он своими хождениями туда-сюда ей полночи спать не давал. Паша отмолчался. Он-то знал, что за все время встал только один раз – в туалет, и то еще до того, как они уснули.
На вторую ночь Уля разбудила его, врубив верхний свет. На его законное возмущение с раздражением спросила, неужели он не слышит, как по их номеру кто-то ходит? Номер был слишком скромных размеров, чтобы кто-нибудь мог где-то спрятаться и потом топать в темноте, так что Паша предположил очевидное: кто-то ходит в номере наверху.
– Да это ж какая слышимость тут тогда! – заворчала Уля. – Просто отстой. За что только деньги берут?
Она продолжила что-то бормотать, но он уже не услышал: едва голова снова коснулась подушки, сразу уснул. За ночь Уля будила его еще дважды. Один раз потребовала, чтобы он пошел в номер на третьем этаже и разобрался с тем, кому там не спится. Паша отказался. Во-первых, кто он такой, чтобы запрещать другому человеку бродить по своему номеру? Он же не прыгает там, не бегает, музыку громко не слушает. Во-вторых, сам Паша не слышал вообще никакого шума, даже шагов. Он так Уле и сказал, потребовав выключить, наконец, свет и не мешать ему.
Ее дурное настроение это, конечно, только усугубило. На следующее утро она вообще сначала с ним не разговаривала, потом немного отошла. Но когда он не подтвердил ее слова на ресепшене гостиницы, снова надулась. А что он мог? Врать не умеет и не любит, а сам действительно ничего не слышал. А Улька… Мало ли, может, у нее «эти дни» приближаются? И у нее то ли повышенная чувствительность, то ли повышенная раздражительность… Он уже понял, что в этот период лучше не отсвечивать.
А потому с особой радостью собирался на ночную смену. Во-первых, они обычно тихие, а во-вторых, Уля, может, выспится и успокоится.
Сама она, кстати, думала точно так же. Так и сказала:
– Хоть сегодня, может, высплюсь наконец, когда никто под ухом ходить не будет!
– Конечно, выспишься, – улыбнулся Паша и чмокнул хмурую подружку в щеку. – Но если вдруг заскучаешь тут одна без меня, звони – поболтаем. Только недолго.
Она улыбнулась, все еще пытаясь выглядеть обиженной и недовольной, и это было до того мило, что Паша не удержался и чмокнул Улю в курносый нос. Она недовольно шлепнула его по плечу: не любила, когда он так делал, но почему-то все равно заулыбалась шире. А потом и вовсе обняла и крепко поцеловала на прощание.
Из квартиры Паша выходил в приподнятом настроении, думая о том, что
