Не грози свахе! - Валерия Малахова
— Тотем я б вам отдала, — хмыкнула лла Ниахате, — да только вот стоит мне его передать, как соседушка моя тут же спустит мертвеца с цепи. Что, правду я говорю, а, лла Джуф?
Колдунья презрительно скривилась, но ничего не ответила. Стало быть, лла Ниахате угадала.
Ох, опасную же игру она затеяла! Ну да делать нечего: слово дано, духи ждут, кто выиграет, кто проиграет. Теперь главное — не соврать ни словом, ни вздохом.
7
— С чего же начать? Наверное, с того, что я не знаю, как на самом деле образовалась эта огромная могила, и почему умерли те, кто там похоронен. Но знаю, что из кости вождя был вырезан этот тотем, дабы вождь навсегда остался с племенем.
— Когда началась эпидемия, — помолчав, бросила лла Джуф, — вождь Маган заключил сделку с духами. Он отдал свою жизнь за жизни остальных. У вождя было здоровье носорога и тело льва, он мог прожить ещё долго, очень долго. Он умер страшной смертью, но племя выжило.
— Зачем же тогда говорили, что живые никогда не приблизятся к мёртвым? — требовательно спросила лла Ниахате. — Зачем эта ложь?
Колдунья фыркнула:
— Глупая женщина! Чтобы обмануть духов болезни, зачем же ещё? Но пока выглядит так, словно это я рассказываю, а ты слушаешь. Должно быть наоборот!
Умокву взрыкнул. Лла Ниахате покладисто кивнула головой:
— Ладно, хорошо, и будет наоборот. Эта история старая, а наша началась, когда сын наместника украл статуэтку, вырезанную из кости вождя Магана. Эй, наместник, не вздумай даже возражать! Так было. Духи, царящие в ночь новолуния, не потерпят лжи. Убьют тебя даже без умокву.
— Так было, — хрипло пробормотал наместник. — Прошу прощения за своего беспутного сына.
— Поздновато ты прощенья начал просить, — злобно оскалилась колдунья. Лла Ниахате поспешно прервала её: кто их знает, этих ньянга, вдруг не дослушают, разбирайся потом со злыми духами и с не менее злыми дознавателями из столицы! И вдруг новый наместник окажется ещё хуже нынешнего?
— Когда молодой остолоп сделал это, он, разумеется, не подозревал, насколько кость вождя важна для племени. Он хотел лишь развлечься и поглумиться над кочевниками. И поначалу племя не желало ссориться с жителями Одакво. Кочевники решили было всё закончить миром, отправились к наместнику с жалобой. Но их не выслушали.
— Он посмеялся над нами точно так же, как его сын! — выкрикнул один из лежащих на земле. — Это правда!
Статуэтка вновь полыхнула в руке лла Ниахате. Духи услышали. Что ж, эта часть истории оказалась лёгкой. Дальше будет сложней.
— Правда-то правда, — вздохнула сваха, — но сына своего наместник впоследствии допросил с пристрастием, и взбалмошный мальчишка сознался. Уж не знаю, под давлением ли отца, или и впрямь не видел в своём дрянном поступке ничего особенного...
— Он раскаял... — горло наместника на миг перехватило, лицо пошло синюшными пятнами. — И не подумал раскаиваться, даже не подумал! — выкрикнул наместник срывающимся голосом. Затем гулко, утробно закашлялся, на губах появились кровавые пузыри.
— Духи простили тебя на этот раз, — холодно произнесла лла Джуф. — Но впредь и не думай лгать! За своё преступление поплатишься жизнью.
— Ну да, раскаяться мальчишка и не подумал, — скорбно поджала губы лла Ниахате, — однако статуэтку отцу отдал. И ты, соседка, об этом каким-то образом прознала!
Лла Джуф надменно сложила руки на груди:
— Да мне в тот же день сообщили! Немало я услуг оказала людям из форта, ох, немало! Один отплатил мне этим известием.
И вновь статуэтка вспыхнула, рассыпав вокруг себя сноп ярких искр. Лла Ниахате кивнула:
— Верно, соседка, верно. Ты узнала о том, что наместник забрал тотем себе — и в тот же день поведала об этом своим братьям по крови.
— Я... я хотел вернуть тотем! — дрожащим голосом выкрикнул наместник. — Просто когда пыль уляжется и на сына моего перестанут косо смотреть. Подкинуть на дорогу, мол, духи принесли!
— Духи не карают тебя, — удивлённо произнесла лла Джуф. — Стало быть, говоришь правду.
Лла Ниахате вздохнула:
— Что ж, каковы бы ни были намерения, ты, наместник, ничем их не выказал, позволив делам идти своим чередом. Кочевники решили, что ты такой же коварный и жадный, как твой пустопорожний сын, а значит, нужно пробраться в форт и выкрасть драгоценный тотем. Для этого они притворились, будто второй раз пришли к тебе просить об одном и том же. Знали, что ты их прогонишь, и не рассчитывали пробить стрелами сочувствия сердце, подобное пустынному бархану, в котором выгорело всё живое. На самом деле они готовили тебе западню, наместник. Для этого ньянга Джуф подняла из могилы шестерых мертвецов. Воскресить их, полагаю, было легче, чем прочих — общая кровь помогала.
— Наши мёртвые с радостью нам помогают, — гордо провозгласила колдунья. Лла Ниахате кивнула:
— Так и есть, соседка, так и есть. Некие люди видели, как ты поднимаешь мертвецов, — упоминать о том, кем же были эти «некие люди», лла Ниахате благоразумно не стала. Умолчание не есть ложь, духам не к чему придраться. — Ты провела мёртвых в Одакво и спрятала в собственном доме. Затем к тебе пришли кочевники, твои братья по крови. Никто не удивился: как не навестить старшую, если давно её не видели? Невежливо ведь посетить здешние места и не выказать почтения могущественной ньянга! Там они поменялись с мертвецами одеждой — отдали им плащи с капюшонами и платки, что закрывают лицо. Так из города под видом кочевников ушли мёртвые, а живые спрятались у тебя дома! Одного не пойму: ты же оставила себе одного из умокву, как городская стража обсчиталась-то? В город зашло шестеро, а вышло, получается, пятеро, разве нет?
Вопрос был задан вовремя: статуэтка нагрелась так, что обожгла ладонь. Ещё чуть-чуть — и лла Ниахате солгала бы в своём рассказе. Колдунья же, откинув голову назад, расхохоталась:
— Умна ты, соседка, ох, умна! — это, как поняла лла Ниахате, относилось не только к истории, но и к последним словам городской свахи. — Правду про тебя говорили, теперь я это вижу. Но отвечать тебе не стану, сама догадайся!
Лла Ниахате глубоко вздохнула. У, старая ведьма! Что же делать? Можно, конечно, ничего не спрашивать
