Не грози свахе! - Валерия Малахова
Тени окружили барабан — и затем раздался первый гулкий удар.
Лла Ниахате не знала азбуку барабанной дроби — за исключением разве что самых примитивных обозначений — и сомневалась, что кузнец знает. Но сейчас молот выстукивал общеизвестный сигнал тревоги. В окнах форта начали загораться огни; город тоже проснулся: лла Ниахате видела, как забегали по улицам маленькие светлячки — люди с факелами. И тут шкура у подножия барабана приподнялась — оттуда вывалился наполовину оглушённый кочевник.
Следует признать, что слабаком ни он, ни те, что появились вслед за ним, не были. Охнул один из подмастерьев — его достало короткое копьё. Другой взмахнул молотом...
— Живыми! — теперь кузнецу не нужно было сдерживать громовой голос. — Брать их живыми!
Раскаты гулкого баса эхом отразились от стен, сменившись рёвом — кочевники пошли в последнюю, отчаянную атаку. Кузнец пригнулся и метнул молот. Он ударил по ногам двух нападающих, заставив тех с воем упасть. Ещё одного хха Афуоле, прыгнув вперёд, оглушил ударом могучего кулака. С остальными сражались подмастерья и стражники. Битва шла с переменным успехом — кочевников было меньше, но они дрались так отчаянно, словно от этого зависели не только их жизни, но и жизни всего племени.
А может, так и есть, внезапно подумала лла Ниахате. Бочком-бочком прокравшись вдоль стены, она нырнула в барабан — нелёгкое дело для женщины её комплекции, но отнюдь не невозможное.
Первое, что она нащупала, была нога, которая отчаянно лягнулась.
— Ух! Полегче! — вырвалось у лла Ниахате, потому как нога чувствительно врезала ей в грудь. Ей ответили отчаянным мычанием, и у городской свахи возникла потрясающая догадка.
— Соголон? — тихонько спросила она. Мычание стало утвердительным, и спустя несколько секунд связанная девушка, извиваясь всем телом, сумела приподняться, встретившись взглядом с нежданной пришелицей.
— Лежи тихо, Соголон, — шепнула лла Ниахате, — сейчас я тебя развяжу.
Девушка притихла, но мычать не перестала. Голова её мотнулась в сторону. Во тьме лла Ниахате, разумеется, ничего не увидала, но протянула туда руку, и пальцы её сомкнулись на небольшой статуэтке.
В самом деле, кто сказал, что тотем, в котором заключена душа первого вождя, обязан быть большим? Трёх четвертей локтя вполне достаточно.
Палец ребёнка вновь обжёг холодом грудь: похоже, статуэтку вырезали из человеческой кости. Судя по выщербинам на ней, мастер умер давным-давно. Слишком давно, чтобы вещь не стала могущественным артефактом. Да ещё и заклинатель, небось, попался не из последних...
Лла Ниахате вздохнула и уселась поудобней, положив статуэтку себе на колени. Нужно было для начала развязать Соголон.
Битва меж тем подходила к концу. Судя по крикам и топоту множества ног, стража и наместник, наконец, разобрались, где нарушается порядок, и прибыли как раз в нужный момент. Теперь надо выбраться отсюда с девушкой и...
— Их ждёт колдунья! — отчаянно прошептала Соголон, стоило ей освободиться и выплюнуть кляп. — У неё мертвец!
— Плохо дело, — пробурчала лла Ниахате. — Похоже, это ловушка, чтоб собрать всех вместе. Ладно, девочка, оставайся пока здесь. Тут для тебя самое безопасное место. Старый барабан не даст в обиду дочь барабанщика.
— А вы, лла?
Ещё один вздох вырвался из груди свахи — груди, необъятной, как разум мудреца.
— А что я, дитя? Попробую остановить это безумие, раз уж больше некому.
Не слушая дальнейших причитаний Соголон, лла Ниахате выбралась из недр барабана, крепко сжимая в руке статуэтку. И вовремя: хотя стражники и окружили кочевников (сопротивлялось уже только двое), за спиной наместника выросла слабо светящаяся фигура. Ночь придавала умокву сил — он вырос и раздался вширь, из плеч и шеи торчали костяные шипы, а пальцы заканчивались острейшими когтями. И один такой коготь как раз поглаживал шею наместника.
На какое-то время все замерли. В полной тишине слышался лишь тихий хрип — это наместник пытался дышать. Получалось не очень и через раз: на шее виднелась уже алая полоса, и капли крови пятнали белоснежный воротник иноземной рубахи, привезённой из какой-то далёкой страны и стоившей целое состояние. Потом сложно будет отстирывать, мимолётно подумала лла Ниахате и возвысила голос:
— Эй, колдунья? Ты здесь? Давай, выходи: то, что ты ищешь — у меня!
Когда лла Ниахате подняла руку вверх, статуэтка засияла, точно маленькая звезда. Умокву воздел на неё глаза и разразился утробным воем.
— Ну? — требовательно крикнула лла Ниахате. — Буду говорить только с тобой, соседка, остальные пускай слушают!
Лла Джуф появилась из тьмы. Сейчас седые волосы колдуньи были распущены, на лбу красовалась диадема, украшенная черепом гиены. В пустых глазницах черепа роились зелёные огоньки. Накидку из гиеньих шкур, наброшенную на обнажённые тощие плечи колдуньи, трепал холодный ветер — может, пустынный, а может, тот самый, что порой вырывается из мира мёртвых и заставляет живых принимать неверные решения.
— Что ж... соседка, — голос лла Джуф звучал куда более хрипло, чем обычно. Лла Ниахате понимала: колдовство отнимает у ньянга много сил, особенно если магия чёрная, а дела с мертвецами — они черней некуда. — Говори, говори, соседка, почему бы и не послушать? Ты, по слухам, сильна в своём деле, вот и проверим. Но если соврёшь хотя бы в малом — он умрёт.
Умокву утробно заворчал, и вторая лапища, на которой ещё болтались остатки кожи, обхватила пухлый живот наместника и ткнула когтём в богато расшитый халат. Мужчина тоненько завизжал.
Что же делать? Рисковать или нет? Мысли неслись в голове лла Ниахате быстро, словно стадо антилоп, спасающихся от львиного прайда. Стоит ли тянуть время, если кровавый финал неизбежен?
Детский палец внезапно завибрировал, и статуэтка отозвалась мерцанием в такт. Колдунья охнула, а почтенную сваху осенило: вот он, шанс! Если сейчас заключить договор, то старой ньянга придётся его выполнить, ибо они обе говорят перед лицом старых духов, хозяйничающих в эту ночь новолуния. И лла Джуф прекрасно поняла только что, какую роковую ошибку совершила.
— Ладно, — кивнула лла Ниахате. — Но если я расскажу правду, соседка, то ты отпустишь этого человека и сама уберёшься из города. Можешь вместе с племенем. Я не кровожадна, духи мне свидетели!
Статуэтка вновь замерцала. Лла Джуф не отрывала глаз от её сияния. В свете факелов видно было, как сильно колдунья побледнела.
— А тотем?
