Лестница к Звездам (СИ) - Француз Михаил "Миха Француз"

Тяжёлая дубовая дверь в келью, потемневшая от времени и проклёпанная кованными железными полосами.

Мужчина стоял у окна.

Перед ним на простом мольберте была установлена широкая дубовая дощечка, по которой мужчина в рясе старательно пытался писать икону.

То, что у него получалось… не слишком соответствовало канонам иконописи. Да и высокой художественной ценностью не отличалось. Однако же, в этой келье всё одно, заняться больше было нечем: ни телевиденья, ни компьютера, никаких гаджетов… А идти горбатиться в поле ему хотелось ещё меньше. Как, впрочем, и идти отстаивать бесконечные молебны, службы, бить поклоны…

Уж лучше вот так, в своей келье, без лишних глаз и людей под боком, пытаться что-то изобразить. Даже, если талант к живописи и рядом не останавливался с тем, кто взялся за кисть… Всё же, как ни декларируется «равенство всех перед Богом», но конкретно в этом монастыре, некоторые остаются немного «равнее» других. И Отец-Настоятель, даже видя отсутствие способностей к рисованию у конкретно этого монаха, не посмел противиться его желанию посвящать иконописи львиную часть своего времени. Которое иные послушники этой обители тратят на тяжкий ручной труд, направленный на поддержание и увеличение благосостояния монастыря.

Кстати говоря, за прошедшие два года, у этого монаха стало даже что-то уже получаться. Всё же, постоянная практика, в какой-то мере способна заменить талант. В какой-то мере.

Дверь за спиной мужчины скрипнула, открываясь и пропуская внутрь двоих крепко сложенных монахов с совершенно не монашескими взглядами на лицах отпетых душегубов.

Один из них, навёл на иконописца скорострельный лазерный автомат. Второй, достал верёвку и, ни слова не говоря, деловито принялся завязывать на ней петлю, одновременно прикидывая, куда будет ладить эту верёвку.

Живописец помрачнел и побледнел. Но говорить ничего тоже не стал. А ещё, в его взгляде проявилось даже какое-то… облегчение, что ли? Или это была лишь игра света? Кто знает? Однако, сдерживаемая злость в этом взгляде точно была.

Внезапно, в дверь, которую, вошедшие монахи не забыли прикрыть за собой, раздался стук.

— Брат Александр, — послышался голос из-за неё. — Отец-Настоятель хотел бы вас увидеть. Он говорит, что это срочно.

— Да-да, передайте Отцу-Настоятелю, что я сейчас подойду, — громко произнёс Брат Александр, правильно интерпретировав предупреждающий взгляд и движение ствола автомата.

— Не могу, Брат Александр, Отец-Настоятель велел мне сопроводить вас к нему лично и немедленно. У него есть какие-то важные новости, — не согласился с ним тот, кто только что стучался. Проявив настойчивость, он даже не постеснялся толкнуть дверь, на которой не было предусмотрено каких-либо внутренних запоров. Открыть её и заглянуть в келью.

— Я же сказал, что иду, — тяжело вздохнул Брат Александр, глядя на то, как совсем молодого монашка грамотно обходят с боков душегубы.

Парень вошёл в келью, а душегубы оказались у него за спиной, тихие и им не замеченные.

— Брат Александр, — обратился монашек к иконописцу. — Мне велено передать вам вот это, — протянул он ему длинный тканевый сверток, продолжая не замечать людей за своей спиной, которые замерли, видимо, заинтересовавшиеся тоже, что же такое принёс посланец.

Брат Александр принял свёрток и откинул край ткани с верхнего конца свёртка. В свете потолочного светильника сверкнула золотом рукоятка парадной сабли Императора. Александр вздрогнул от этого блеска и чуть было не отбросил от себя сверток, словно ядовитую змею. Но сдержался.

— Кто велел? — вскинул внимательный, строгий и цепкий взгляд на посланца Александр, начиная замечать, что, не смотря на более, чем чистую русскую речь и произношение, в лице того заметны явные азиатские черты. Если быть точнее: японские.

— Кашим, — ответил посланник с улыбкой, а затем быстро шагнул назад, не оборачиваясь, сделал пару коротких, точных быстрых ударов и толчков, после чего давешние душегубы оказались впереди, прямо перед Александром, а посланник возле самой двери, держа в руках автомат, что раньше был у одного из поддельных монахов.

А затем посланник сказал, обращаясь сразу ко всем.

— Пока-пока, не скучайте тут, — помахал ручкой и исчез за дверью. Вместе с автоматом. А трое в келье остались, недоумённо переглядываясь.

Целую секунду длилось молчаливое переглядывание, во время которого, присутствующие оценивали ситуацию. Лица их из недоумённых становились мрачными и решительными.

Душегубы переглянулись между собой и кинулись вперёд, на Александра с верёвкой и кулаками. Александр выхватил саблю.

Александр оказался быстрее, а на оружии уже была активирована ферритовая кромка. Он дважды махнул саблей перед собой, крест накрест.

Против абордажной сабли, пусть и золочёной, в парадном, максимально вычурном исполнении, но в сути своей, оставшейся всё тем же грозным оружием, которое не отбить, не заблокировать, в ближнем бою вообще сложно что-то сделать.

Солжёт тот, кто скажет, что двое «монахов» не пытались. Вот только у них не получилось. Провалом окончилась их попытка разбежаться в стороны и взять жертву «в клещи». Хотя, у них было для этого всё: и опыт, и сноровка, и физическая сила. Вот только те удары, что до того нанёс им «посланник», оказались коварнее, чем можно было ожидать. При резком рывке вперёд и в сторону, у душегуба с верёвкой в руках, из которой тот ладил петлю, подкосилась опорная нога, заставив его замешкаться и нелепо взмахнуть руками, в попытке сохранить равновесие. А у бывшего обладателя автомата, вовсе свело судорогой мышцы.

В результате: на пол кельи упали четыре крупных куска душегубов, и несколько поменьше. Кровь, дергающиеся части тел, расползающиеся внутренности, обрубки конечностей… Страшное оружие — абордажная сабля. Даже, если толком не умеешь им пользоваться.

Мастер бы махнул один раз. И при этом успел бы сместиться так, чтобы не перепачкаться кровью из разрубленных на двое тел. Александр совсем не был мастером. Но он хотел жить. И махнул он два раза. И перемазался с ног до головы.

Стирая тыльной стороной руки, держащей саблю, брызги крови с лица, он понял, что посланника не видит. Сделав четыре быстрых шага вперёд, Александр выскочил за дверь. Но и там никого уже не было. Исчез. Посланник Кашима исчез, так же, как обычно исчезал и сам Кашим.

Александр посмотрел на свои руки, все еще держащие саблю и ножны.

— Не можешь ты оставить меня в покое, да? — негромко обратился к невидимому собеседнику он и криво, невесело улыбнулся. — Что ж, судя по «посланию», кому-то снова потребовался Кровавый Император? — Александр хмыкнул и двинулся в сторону рабочего кабинета Отца-Настоятеля. — Не будем разочаровывать Режиссера.

***

Глава 11

***

До рабочего кабинета Настоятеля, Александр дошёл, не убирая сабли в ножны и никого при этом не встретив. Что, в целом, было не удивительно, так как монастырь живёт по распорядку, праздные шатания по зданиям и территории здесь не приветствуются. А время было не обеденное и не вечернее, а самое, что ни наесть рабочее. Он бы и Александр, в этот час предпочёл бы никуда не ходить, а остаться в своей келье, занимаясь иконописью, кабы, не эти странные визиты.

Дверь в кабинет игумена Афанасия была прикрыта не плотно. Из-за неё доносились приглушённые голоса. Слов разобрать было нельзя, но вот угрожающие интонации говорившего были отчётливы. И голос принадлежал не Настоятелю.

Александр, как мог тихо, подобрался к двери и замер, прислушиваясь. Затем сделал глубокий вдох, резко распахнул дверь, врываясь внутрь. Взмах, взмах, взмах и ещё взмах сабли. Трое людей падают, разрубленными на куски, пачкая Александра своей кровью и безвозвратно портя грубо-тканый ковёр ручной работы, лежащий на каменном полу.

— Князь Нагорный, — констатировал Александр, приглядываясь к лицам умирающих людей. — Зря я тебя в прошлый раз помиловал. Не успокоился, значит, — тот, что-то неразборчиво прохрипел и потянулся культёй к говорившему. Александр поморщился, покачал головой и ткнул концом сабли прямо в лоб обрубку. Клинок вошёл на пару ладоней практически без сопротивления — абордажная сабля с ферритовой режущей кромкой — страшное оружие. Князь хрипеть и дёргаться перестал.