Книга вторая. Шлепок гнева - Харитон Байконурович Мамбурин
Ангел психанул.
— Хватит!! — прогремел он аж с разнесшимся по таверне потусторонним эхом, хватая бокал, а затем ставя его перед моим носом со стуком, — Пей и уматывай, вампир!!!
— А…
— И только попробуй заплатить за это! Только попробуй!
Валера сделался страшен и грозен, а орчанки тихи и пугливы. В трактире стемнело.
Не каждый день ангел перед тобой грохает сосуд с официанточьей кровушкой. Ну как тут отказаться от такого сервиса? Конечно, выпьем. Молча правда, и без тостов, но на какие жертвы не пойдешь, чтобы этот милый блондин не стукнул чем-нибудь по голове. Всё-таки пал же он с какого-то перепугу, так почему бы и не из-за ярости?
Покинув причал, то есть трактир, я уже было пошёл к автобусной остановке, как вдруг из-за спины раздался шум. Меня кто-то догонял, пыхтя и топоча. Оборачиваться я, конечно, не стал.
— Конрад, постой! — пропыхтели у меня за кормой алисиным голосом, — Постой! А… можно я с тобой⁈
— Чего? — удивился порядочно посвежевший я, — Тебе чего это дома не сидится? В кои-то веки?
— Ну… — полностью одетая Тарасова, нацепившая себе на голову огромную и слегка помятую соломенную шляпу, когда-то ставшую моим трофеем, слегка смутилась, но ответила, — Анники уже второй день дома нет. Мне скучно.
Хм… кому откроет быстрее пастор, воздерживающийся уже неделю — мне или миленькой девочке-подростку?
— Идём, только сопровождающего дёрнем, — согласно кивнул я, — И шляпу береги. Я её украл у полуэльфа-трансвестита, профессионального угонщика автомобилей, пока мы оба убегали от взбешенного тролля. Реликвия!
— Ох! — прониклась уважением к носимому предмету Тарасова, — Хорошо!
Правда, тут же начала въедливо осведомляться — а не собираюсь ли я затащить её в какую-нибудь гнусную дыру, где живут зеленокожие карлики-каннибалы с колдовскими куклами и орками, любящими тыкать в людей копьями? Узнав, что ни о чем подобном речь не идёт, Алиса впорхнула в автобус, лучась такой улыбкой, что полуорчанка, собирающая за проезд, чуть не выпрыгнула наружу. Смешные эти орки, у самих зубищи аж изо рта торчат, но бояться мы будем вампиров, ага.
Пока Тарасова любовалась на окрестности нормальных городских кварталов, я негромко трепался с Джарредом Гарру, волчером, чаще всего дежурящим около моего дома. Недавняя история, в ходе которой волчеру изменила его любовь, определенно пошла блохастому на пользу — тот, получив от меня знатную взбучку за пьянку, взялся за ум всерьез. Переехал, бросил пить, начал упорно тренироваться, нести службу как положено. Я вроде бы даже видел её бывшую, пару раз приходившую к нему на рабочее место, но сейчас выяснилось, что ловить той было нечего. Шарики и ролики в голове волчера провернулись надёжно, включив режим волка-одиночки, так что теперь ему было глубоко чхать на всё, кроме работы, заключавшейся в охране и сопровождении Тарасовой.
Совсем другое дело. Из разбитной недисциплинированной собаки, лающей на всех от напора тестостерона, медленно рос вдумчивый и сосредоточенный профессионал, которого не стыдно и под пули подставить, если что.
— Я тебе дам, под пули! — чавкал шаурмой довольный жизнью шерстяной проглот, которого взяли погулять, — Не надо пуль! А шаурмы — надо.
— Хорошего понемножку, — хмыкнул я, — Тряси с подопечной. Кстати, мы уже почти пришли.
Одноподъездная девятиэтажка с претензией на элитность, небольшие садики вокруг, подземный гараж. Чисто и опрятно, а заодно и удивительно далеко от церкви. Очень странное место для квартиры у святого отца. Вокруг живут сплошь полугномы, полуэльфы и люди, крепкие середнячки, а тут пастор.
Оставив волчера тусоваться внизу, мы поднялись на восьмой этаж этого дома-свечки. Там я и послал вампирессу позвонить в солидную бронированную дверь с номером «25» со строгим наказом не показывать зубы в улыбке. Мол, вспомни автобус, будь скромнее и люди к тебе потянутся. А нам как раз надо, чтобы потянулись своими грязными, пошлыми и христианскими лапами.
На звонки, стук в дверь и робкий нимфеточный писк пастор не клюнул. Совершенно. Я даже не услышал, что кто-то движется в квартире, несмотря на то что в двух соседних жизнь была, а в одной даже гавкала. Ну, это непорядок.
— Так… — поднявшись на пролет, я повертел Алису из стороны в сторону, — Ты что, сломалась? Да нет, вроде симпатичная.
Та аж хрюкнула. Не обращая внимание на неприличный звук, который смутил даже собаку соседей, я приник носок к замочной скважине, втягивая в себя воздух и принюхиваясь.
— Ах ты… — тут же праведно возмутилась Тарасова.
— Цыц, — строго сказал я ей, особо не сдерживая голос.
В квартире не было живых и мертвых, причем давненько. С неделю точно. Надо внутрь, посмотреть, что там к чему.
— Заперто, — поделилась наблюдениями зоркая Алиса, — А отмычек у тебя нет.
— Молодежь, — вздохнул я, прокусывая подушечку большого пальца, — Мы вампиры, нам не нужны отмычки.
Управление кровью имеет свои преимущества. Уж если я могу оторванные части тела контролировать, то сформировать из крови ключ нужной формы — вообще пара пустяков. Одна из основных причин, почему все вампиры на государственной службе. Мы слишком опытные в проникновении. Хорошо хоть не в двойном и не в тройном — редко собираемся тесной компанией и не очень любим конкурентов.
— Хотя, — пробурчал я, оглядываясь, — Это про вампиров-мужиков, вообще-то.
Никогда не вламывались в хату, пока вас пытается колотить красная по самые уши девушка? Новый опыт, сын ошибок речи.
— Тебе должно быть стыдно за такие слова! При ребенке! — прошипела Тарасова, закрывая за нами дверь, — Как вообще язык повернулся.
— Ребенку двадцать один год, и он знает, какие проникновения бывают, но до сих пор девственница, — парировал я, — Кому еще должно быть стыдно.
— А с кем мне…! — вспыхнула «птенец», пихая меня в спину, — Вокруг одни страшилища! Чего встал⁈
— Проверяю, нет ли здесь магических ловушек, способных откусить тебе голову… или сиську, — пробурчал я, — Таких, снайперских, с микроскопом.
Сначала она не поняла, а потом как поняла. Еле успел поймать. Ловушек и сторожевых систем нет, а драчливая малолетка в приступе праведной злости — есть.
— Ты сам меня такой сделал!!
— Уф, как будто до трансформации у тебя было лучше. Там такая печаль была, что у меня вон, видишь, слеза навернулась.
— Ты меня голую видел?!!!
— Тебя, вообще-то, мне
