Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс

– А я уж думала, ты больше не придешь…

– Мне залечь на дно надо… – прошептал он. – Ты не обиделась?

Она тихонько засмеялась:

– Чего на вас, мужиков, обижаться… Слава Богу, что ты у меня собрался залечь на дно. Можно совместить полезное с приятным… Сейчас мы будем есть и пить, а потом… – она изо всех сил прижалась к нему бедрами, проговорила: – Во мне вы неосторожно разбудили вулкан… Иди пока в ванну, а я приготовлю роскошный ужин…

Павел, однако, прошел с ней на кухню, выставил из сумочки бутылки. Она засмеялась:

– А вот это излишне…

Павел забрался в ванну, открыл кран горячей воды пошире, и лежал нежась. Баня, конечно, здорово, но и ванна не лишена некоторых достоинств. Потом долго вертелся под холодным душем. Вышел из ванной, задрапированный в махровую простыню. Валерия оглядела его, проворковала чарующим голосом:

– Ты мой Спартак…

Стол на кухне был накрыт так, будто готовилось пиршество на всю ночь, и еще на плите что-то стояло на огне. Павел сел на изящный резной табурет, посмотрел на Валерию. И чем больше смотрел, тем больше ему хотелось ее. Она выставила из холодильника жестяную банку, из которой торчало горлышко бутылки. Павел заглянул в банку. Там был лед, а бутылка по самые плечики в него вмерзла. Он рассмеялся:

– Ты знаешь, последние лет десять хочу выпить водки из вмерзшей в лед бутылки, но все как-то не получается…

Она кивнула:

– Откупоривай… – и принялась накладывать ему на тарелочку салат.

Он разлил водку в крошечные хрустальные рюмочки, она взяла свою, подняла до уровня искрящихся глаз, шепнула:

– За тебя…

Он тоже шепнул в ответ:

– За тебя…

Салат был восхитителен, Ольга так не умела готовить. Что ж, женщины все разные, как в любви, так и в приготовлении пищи. Зато Ольга делала салат по-деревенски; кромсала в миску, похожую на тазик, все, что росло на их огороде, и получалось весьма вкусно и сытно, особенно с картошкой. После салата была селедка, с колечками лука, окропленная лимонным соком. Под нее грех было не пропустить рюмочку. Потом были пельмени, да не магазинные, а домашние, из трех сортов мяса, какие готовила мать Павла. Тоже было грех не пропустить рюмочку. Павла окончательно отпустило чувство опасности, сдавливавшее его последние полторы недели. Они пировали, о чем-то болтали, дурачились. Павлу было просто-напросто хорошо. Вдруг Валерия сделалась страшно серьезной, одной рукой она ухватила бутылку белого вина, другой вцепилась в Павла и потащила его с кухни. По пути к спальне успела выскочить из своего халатика, и вскоре Павел оказался во власти амазонки. Валерия то стонала, то кричала, то принималась плакать, причитая: – "Господи! Как хорошо с тобой…" А Павел был на седьмом небе от счастья, что доставил такую радость женщине.

Наутро Валерия встав с постели в семь часов, спросила:

– Паша, а ты долго у меня будешь отлеживаться?

– Дня два… – откликнулся он, и снова закрыл глаза.

– У-у… – протянула она разочарованно. – А дольше нельзя?

– Дольше нельзя. Иначе злодеи подумают, будто я в бега подался, – пробурчал он с закрытыми глазами.

– Ладно, я сбегаю на работу, приду часа в два. Все, что твоя душа пожелает, лежит в холодильнике. Тебе из дому-то выходить можно?

– Можно… А что?

– А я на пляж хочу…

– Можно и на пляж. Вряд ли они меня по пляжам искать будут.

Она ушла. Павел, было, приложился еще поспать, но сон не шел. Он лежал, заложив руки за голову, и задумчиво рассматривал корешки детективов. Столько вымысла, столько хитросплетений, а в действительности все бывает просто и банально. Кто-то еще из великих сказал, что-то в этом роде: – "…происходят странные и загадочные происшествия, уже начинаешь принюхиваться, не пахнет ли серой, не происки ли это Сатаны, но вдруг оказывается, что всему виной пьяный золотарь…" А что, вполне возможно… Как в старом анекдоте про Петьку и Василь Иваныча: – "Петька, кто в новом сортире стены дерьмом мажет? Фурманов, Василь Иваныч. Почему ты так думаешь? А он единственный во всей дивизии, кто после сортира руки моет". Какой-нибудь пьяный золотарь заподозрил, что Павел в сортире, находящемся в его ответственности, дерьмом стены измазал, и теперь охотится с целью примерно наказать, чтоб другим не повадно было. Вычислить бы, кто за всем этим стоит, а там и защищаться полегче станет. Не идти же к ним с дурацким предложением: – "Ребята, я ничего не знаю, и ничего не видел. Так что отцепитесь от меня…" Все равно не поверят, и, чего доброго, запытают до смерти.

Итак, за одной бандой, которая непременно желает убить, стоит старый сослуживец Павла. Но, кто?! Хоть головой бейся об стену, ну ни единого нет, кто потянул бы на крутого мафиозо! Кузьменко, вроде бы, из Харькова был. Но это ж мелкий стукачок, стучавший из врожденной подлости. Тогда, во время боевой работы, нарочно ведь завел речь об Елене, знал, что командир за ней ухлестывает, и знал, что он постоянно слушает операторов, напротив него ведь стоял за планшетом. Да и пилотку в общаге нарочно забыл, козел этакий. Павел ее потом видел в кабинете у командира, но попросить постеснялся. Зачем Кузьменко так его подставил? Ведь Павел ему ничего плохого не делал, даже наоборот, относился как к приятелю. Это ведь только сейчас до Павла дошло, что Кузьменко нарочно все делал. Н-да… Стукачек-то он мелкий, но Павлу-то из-за его мелкой подлости прилетело весьма по крупному… И Котофеича не забрал… Жалко… После оформления документов на дембель в Новосибирске, в штабе полка, Павел намеревался по пути домой сделать небольшой крюк, и забрать кота из роты, но так и не довелось. Жалко…

Павел сел на кровати, проговорил в сторону стеллажей с книгами:

– Ладно, пусть помечутся. Через пару дней, возможно, выяснится, кто кукловод…

Хоть после вчерашнего есть и не хотелось, Павел отправился на кухню, основательно подкрепился остатками вчерашнего пиршества, и, вернувшись в спальню, аккуратно застелив постель, уселся за письменный стол Валерии со своей тетрадкой. Перечитал исписанные страницы. Роман закручивался довольно динамично, но чего-то не хватало. Он долго думал, чего не хватает, но вскоре понял, что во всем нагромождении эпизодов не видно системы только потому, что не понятна конечная цель происходящего, а потому и кажется, что сюжет бесформенный. Версий масса: чеченские деньги, давняя история с алмазами… А, скорее всего, что-нибудь вовсе невозможное: – " Петька, кто в сортире стены дерьмом мажет? Фурманов…" А потому Павел принялся старательно записывать все, что с ним происходило за последние дни, расцвечивая повествование всякими художественными красивостями. Агате Кристи и Конан Дойлу было хорошо; они придумывали преступления, а Павлу приходится писать о реальном преступлении, к тому же которое еще не совершилось…