Ирина Баранова - Свидетель

— Ну, девушка, это уже крамола! Грин не ошибается — это аксиома, — Мамба засмеялся. — Все, хватит про покойников! Рассказывай, что у тебя, и раздевайся, слушать буду.

— Сопли, слабость, в горле першит. Вчера сильно взмерзла. Спала мало. Еще что?

— Хрипы, — Мамба протянул ей старенький, неизвестно как выживший градусник, — меряй, да осторожнее, не разбей.

— Доктор, я жить буду? — спросила она жалостливым писклявым голоском, скорчив плачущую рожицу.

— Не ерничай, Крыська! Воспаление легких никакие катаклизмы не отменят. А в наших условиях это, фактически, приговор: с антибиотиками-то беда.

— Так уж прямо… — надо сказать, Кристи немного испугалась.

— Прямо, криво… А ты что думала, меня тут за красивые глаза держат? Или Рат просто так приказал всех соплястых прямым ходом на карантин? Тут один чих может всю станцию махом выкосить! И никакие высоколобые с Академической ничего не сделают. Пока, по крайней мере, большого толку я от них не вижу.

Несмотря на то, что с Мамбой она общалась часто и даже немножко дружила с ним, Кристи как-то не задумывалась, отчего тот пользуется особым расположением Рата, получает все необходимое по первому требованию, а медблок занимает целых четыре помещения, два из которых — пресловутая карантинка и операционная — использовались не так уж и часто. Да и стационар — четыре койки — почти всегда был полупустой. Кстати, а где он покойников вскрывает?

— Дим, а мертвые наши где? — спросила она неожиданно даже для самой себя.

— Хм… — Мамба отчего-то смутился. Увидев же, что Кристи ждет от него ответа и не отстанет, махнул рукой и засмеялся. — А-а, ладно! В карантинке они. Два дня до похорон полежат. Я их формалинчиком обработал. И все, хватит об этом. Завтракала?

— Не-а, не хочу.

— Тогда терпи. Не по правилам, конечно, но больно мне твой кашель не нравится. Попробую перебдеть. Укол тяжелый. Будет плохо.

Действительно было плохо: закружилась голова и затошнило. Наверное, и вырвало бы, да только нечем.

— Надо было позавтракать, легче бы перенесла… Все. Свободна.

— Не, а вердикт?!

— Карантин, — увидев, как вытянулось лицо у женщины, Мамба поспешил успокоить, — шучу. Но по станции не особо шляйся, заразу не разноси. Завтра еще уколю, только поешь перед этим. Пить будешь вот это, — он протянул ей пакет с серым порошком. — Продукт «высоких технологий» от «академиков». Отрекламирован как антигриппин. Вот на тебе его и проверим. А вот это, — Мамба снял с полки большую жестяную банку, в каких раньше хозяйки хранили муку, пересыпал часть содержимого в матерчатый мешок, — тебе персонально от Дмитрия Анатольевича, то бишь, от меня. Котовник. Наши друзья, муринские мутанты разводят по моей нижайшей просьбе. Заваривать будешь от кашля.

Уже уходя, она вдруг спросила:

— Дим, а ту девушку, год назад, помнишь?

— Наташу? Что Андрюха Креховец задушил? Как не помнить? До сих пор не могу понять, что нашло на него? Абсолютно адекватный парень был, я его знал хорошо. Казалось так, по крайней мере.

— Так там тоже, вроде, никто ничего не слышал. А дело в туннеле было…

— Ну, не знаю. Может, она сознание потеряла, там у нее на затылке гематома была. А что хочешь-то?

— Да так, вторая задушенная…

— Что бы изменилось, коль была бы зарезанная?

— Ты прав, пожалуй. Ничего.

— И не шляйся, ладно? Координатор увидит такую — и меня взгреет, и тебя точно запрет в карантинке вместе с покойниками.

— Да уж, постараюсь не попадаться…

Последнее предупреждение было излишним: Кристи и так уже решила немного отлежаться, хотя бы поспать, если получится. Да и проанализировать все не мешало бы. Информации много, а с Вексом надо беседовать предметно.

Так что — домой, однозначно. Заварит чаю или котовника этого, устроится у себя на топчане, закутавшись в одеяло… От этих мыслей стало тепло и уютно, вспомнилось детство, когда она зимой, нагулявшись на морозе, пряталась потом в одеяло, а бабуля поила ее чаем. С медом, с конфетами, с вареньем… Правда, у Кристи всегда, по обыкновению, получалось ровно наоборот: конфеты, мед и прочие сладости исчезали у нее намного быстрее, чем вода в чашке. Получалось, вроде как, не чай с конфетами, а конфеты с чаем. Причем последний был нужен, как говорила бабуля, чтоб уж «там» совсем не слиплось. Что она имела в виду под «там», Кристи, почему-то, узнала уже взрослой и сильно смеялась. Хорошо, что бабуля умерла задолго до этого кошмара. Счастливая…

Развесив на веревке в углу мокрое белье и полотенце, Кристи собралась в поход к бойлеру: уже в студенческую пору она научилась ценить просто чай, без конфет и даже без сахара, поэтому, как ни лениво было тащиться через всю станцию, но без кипятка — никак, никакого кайфа.

На пороге она столкнулась с Маринкой.

— Теть Крысь, я в гости…

— Так и не пошла в школу-то?

— Не, опоздала все равно. Можно к тебе?

— Нельзя, Марин, работать я буду.

— А я тихонечко в уголке посижу.

— Ты? Тихонечко? Сама-то в это веришь?

Маринка насупилась: делать ей было сейчас ровным счетом нечего, и она умирала со скуки.

— Марин, книжку новую хочешь? Сказки.

Надо отдать Маринке должное: при всей ее нелюбви к школе и урокам, она, тем не менее, очень любила читать. На этой почве они с Кристи, собственно, и подружились.

— Ага! Когда вернуть?

— Да оставишь себе. За небольшую услугу, — женщина протянула девочке термос, — кипятку принеси. Осторожней только.

Наряду с сундуком термос — еще одно ее замечательное приобретение, предмет зависти многих тутошних хозяек. И, при ее неисправимом водохлебстве, вещь в хозяйстве просто необходимая: избавлял от постоянного шастанья к станционному бойлеру.

— Кипятку или чаю?

— Марин, просто кипятку.

Заварка у нее была своя. И котовник еще.

Кристи давно заметила про себя одну вещь: думается всегда лучше, когда руки чем-то заняты. Именно поэтому всегда, когда надо было что-то серьезно обдумать, она вязала. И себе, и другим, кто попросит. Слава Богу, и покойнице-бабуле, руки из того места росли.

Давно уже ее основная работа не требовала постоянной занятости. Так, авралы. Отчаянных дураков, по которым «Дача» плачет, становилось все меньше и меньше. Кристи не раз уже просилась у Рата определить ее на какие-нибудь работы — очень не хотелось чувствовать себя бездельницей, и ловить вслед осуждающие взгляды, а то и слышать возмущенный шепот за спиной: «нахлебница!». Но тот был непреклонен: нельзя ронять авторитет карательных органов. Тогда она и придумала себе эту работу. Для себя вязала всегда, а тут сама предложила связать одному, второму… Вязаного старья было много, а из-под ее рук выходили вполне приличные и красивые свитера, кофты, шарфы. А один раз — даже платье. Со своих, станционных, за работу она не брала ничего. Ну а если забредал с заказом кто-то чужой, то платили кто и чем мог. Так вот и термос у нее появился, и спицы новые. И заварка настоящая, довоенная. Да и нитки иногда приносили, не только рванину.