Алекто. Сокровище морганов (СИ) - Львофф Юлия

Какой поздний визит, - удивилась Алекто, зная о том, что графиня обычно никого не принимает не то что посреди ночи, но даже сразу после ужина.

Она успела заметить женский силуэт в окне экипажа, из чего сделала вывод, что гостья была знатной или весьма обеспеченной дамой: подобные средства передвижения были по карману только богатым людям. Внимание Алекто привлёк также огромный чепец в кружевах, покрывавший голову дамы: издалека он был похож на кочан капусты, что не могло не вызвать у девушки улыбку.

Графиня де Лармор сидела у камина, в котором догорали дрова; одна её рука бессильно вытянулась вдоль тела, другая покоилась на подлокотнике кресла. Лицо у хозяйки Дома папоротников было мрачным, а губы так сурово сжаты, как будто готовились раскрыться для строгого порицания, гневного окрика или вопля отчаяния.

- Матушка, - Алекто с порога чуть не бегом бросилась к графине, - вы, наверное, волновались за меня и поэтому не ложились спать. Простите, если моё позднее возвращение принесло вам тревогу...

Бертрада медленно подняла голову, её глаза скользнули по лицу девушки и затем остановились на её мокром платье.

- Алекто, ты не простудилась, когда возвращалась с карнавала? – спросила графиня, но в её голосе не было привычного для Алекто беспокойства: как будто мысли её всё ещё витали вокруг недавнего визита.

- Платье немного промокло. Я бы с удовольствием обсушилась у огня. – Алекто оглянулась на тлеющие в камине поленья.

- Нужно позвать Катрин: пусть затопит камин, - тем же безучастным голосом отозвалась Бертрада. – Поленья за ночь совсем сгорели...

- Матушка, вы провели ночь здесь, в гостиной? У нас были гости? Я видела, как из ворот выехал экипаж. Кто это был?

Алекто, охваченная любопытством, приготовилась слушать ответ, но тут графиня увидела стоявшего за спиной дочери менестреля. При виде незнакомого юноши Бертрада нахмурилась сильнее прежнего.

- Где ты была, Алекто? Где ты была всю ночь, после того, как ушла из дома маркграфа? – Изменившимся, строгим голосом приступила к расспросам графиня.

- По дороге домой нас застала гроза, - ответила девушка без всякого намёка на торопливые (и поэтому чаще всего вызывающие недоверие) оправдания, - и нам пришлось укрыться от дождя на маяке...

Бертрада выпрямилась так резко, как будто что-то ударило её в грудь, и настороженно переспросила:

- Где?

- На маяке, - ответила Алекто и прибавила с улыбкой: - Теперь я знаю наверняка, что все легенды о кровожадном призраке, якобы обитающем на маяке, не более чем выдумки! Мы с Обером...

- Ты – с кем?! – Бертрада резко оборвала дочь: так неожиданно полоснуло её слух это «Мы с Обером».

Алекто догадалась о причине её гнева. Девушка, обручённая с одним мужчиной, проводит ночь наедине с другим: подобное могло вызвать лишь порицание, осуждение или же возмущение.

- Матушка, позвольте представить вам Обера Видаля. Он - странствующий менестрель и наш гость... – после короткой заминки начала Алекто, но её неожиданно перебил появившийся в гостиной Соран.

- Бродячий потешник? – как бы между прочим уточнил мажордом, бесцеремонно вступая в беседу графини и её дочери.

Соран принёс дров и, как ни в чём ни бывало, присел на пол у камина и начал разводить огонь.

- Не смейте насмехаться надо мной, - произнёс менестрель, с трудом сдерживая гнев. – Имейте ввиду, что вы говорите с дворянином!

- В этом доме я с любым буду говорить так, как посчитаю нужным, - не оборачиваясь, отозвался Соран таким пренебрежительным тоном, от которого даже Алекто стало не по себе.

- С каких это пор слуги, надевшие на себя ливрею мажордома, стали устанавливать в чужих домах свои порядки? – в свою очередь произнёс Обер с нескрываемой насмешкой.

Соран тут же вскочил на ноги с поразительной для его возраста прытью, подошёл к менестрелю вплотную и вгляделся в его лицо пристальным зловещим взором.

- Да кто ты такой, чтобы дерзить мне?! – процедил Соран сквозь зубы. Кровь залила его лоб, щёки и даже белки глаз, загоревшихся неистовой злобой.

Обер смотрел на него спокойно, открыто и смело.

Они стояли друг против друга: мажордом и рослый темноволосый юноша. Ни единый мускул не дрогнул на мужественном лице Обера: угрожающий тон Сорана не только не испугал его, но как будто даже ещё больше раззадорил.

Алекто поняла, что пришло время вмешаться в мужской поединок, пока он не закончился дракой.

- Обер победил в музыкальном состязании и был пожалован милостью мессира маркграфа, - громко заявила она, испытывая к управляющему те же чувства, что и Обер: негодование и злость.

- Что значит: «пожалован милостью маркграфа»? – спросил Соран враждебно, и было видно, как не понравилась ему эта новость.

Алекто коротко рассказала о выступлении менестрелей в доме Эда де Туара и о том, как Обер, благодаря своему таланту, стал победителем и в награду получил привилегию гостя.

- Он – наш гость, - заключила девушка, ставя точку в разговоре. – И он останется в нашем доме столько, сколько посчитает нужным.

Когда Алекто, войдя в свою комнату и сняв измокшую одежду, переоделась ко сну, к ней постучалась графиня.

- Прости, но мне бы хотелось знать наверняка, как долго этот человек пробудет у нас в гостях? – спросила Бертрада, явно озабоченная появлением чужака в своём доме.

- Этого я не знаю, - ответила Алекто. И заметив недовольство на лице матери, поспешила её успокоить: - Но, учитывая враждебность, с которой его здесь встретили, вряд ли он задержится.

Могла ли Алекто предположить, как она заблуждалась? Так случилось, что Обер Видаль поселился в Доме папоротников. Но ни он сам, ни обитатели имения не знали тогда, чем всё это закончится.

А на следующий день, выспавшись как следует, Алекто снова собралась в замок маркграфа, где на этот раз устраивали маскарад. К этому костюмированному празднику жители острова всегда готовились заранее: одни заказывал маски у ремесленников, изготовлявших чучела птиц и животных; те же, кто стремился избежать дополнительных расходов, шили маски сами – из лоскутов кожи и полотна, украшая их перьями, кусочками меха или осенними цветами.

Алекто выбрала для себя маску, которая закрывала только верхнюю половину лица, её навершие было украшено раскрашенным плюмажем, а по бокам свисала бахрома. Сшить такую маску Алекто помогла служанка Катрин, мастерица на все руки.

Выходя из своей комнаты, Алекто вдруг снова подумала о ночной гостье. Графиня так и не ответила на её вопрос о том, кто была та дама в экипаже и для чего она приезжала в Бруиден да Ре да ещё в столь поздний час. Сначала внимание мадам Бертрады привлекло появление менестреля рядом с дочерью, затем история о грозе и о том, что молодым людям пришлось пережидать её в маяке. А потом ещё та скандальная стычка Обера с мажордомом... И что только нашло на этого непредсказуемого Сорана? Отчего он столь яростно набросился на незнакомого ему человека?..

Размышляя над всем этим, Алекто не успела ещё дойти до ворот, как вдруг заметила, что не взяла с собой маску. Это заставило её вернуться. И каково же было удивление девушки, когда она, поднявшись по лестнице, вошла в свою комнату! Там находился тот, о ком она недавно думала.

Мажордом, стоя у комода, рылся в выдвинутом шкафчике; на полу валялись вытащенные из него вещи Алекто: деревянные гребни для расчёсывания, заколки и ленты для волос, браслеты, фибулы и прочие милые девичьему сердцу безделушки.

При неожиданном появлении хозяйки комнаты Соран и бровью не шевельнул; вместо того, чтобы оправдываться, он, застигнутый врасплох, принялся ворчать:

- В доме завелись мыши! – заявил он таким тоном, будто в появлении грызунов обвинял Алекто. – Мне пришлось расставить мышеловки везде, где только можно, во всех комнатах, по всем углам. Ваша комната, мадемуазель, не исключение.

И он с оскорблённым видом вышел, прежде чем Алекто опомнилась и нашла слова для ответа.

Как Алекто ни была возмущена вторжением мажордома в её покои, ей пришлось усмирить свой гнев. В одной руке Соран и вправду держал мышеловку, которую она сначала не заметила и которую он, уходя, оставил у ножки комода.